Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Главной темой, как и в Великобритании, продолжал оставаться Ближний и Средний Восток. Начавшиеся там революции волновали французов не меньше, чем англичан. С неизбежностью процесса деколонизации в Париже смирились лишь много позже, для отрезвления понадобились кровопролития и в Африке, и в Азии.

Вслед за Антони Иденом Ги Молле пытался склонить советское руководство хотя бы к нейтралитету. Тут коса нашла на камень. Советско-французское заявление лишь констатировало сложившуюся в этом регионе расстановку сил, призывало к благоразумию, решению спорных вопросов не силой оружия, а за столом переговоров.

События в регионе тем временем развивались своим чередом. В середине июня завершилась эвакуация английских войск из Египта. Советские руководители направили полковнику Гамаль Абдель Насеру телеграмму с теплыми поздравлениями по случаю его избрания президентом республики. Из королевства Фарука Египет превратился в республику Насера. В Каир на празднование национального праздника отправилась высокая советская делегация во главе с вновь назначенным министром иностранных дел Дмитрием Трофимовичем Шепиловым, «восходящей звездой» в окружении отца.

Москва готовилась к приезду Иосипа Броз Тито. Его ожидали в начале лета. Этим визитом подводилась черта под многолетней конфронтацией, взаимными оскорблениями и даже попытками убить строптивого партизанского лидера. За месяцы, прошедшие с первой встречи отца с Тито, на югославской земле многое переменилось. Мы признали, что у них строится социалистическое общество.

Правда, академики от марксизма морщились: самоуправление, рабочие советы, отсутствие монополии внешней торговли не укладывались в окостеневшую схему их представлений о праведности. Они писали записки в ЦК, но вступить в открытую схватку с отцом не решались. Он же рассуждал просто: собственность у них — народная, капиталистов — нет, значит, «наши». У ортодоксов имелась мощная поддержка, далеко не все члены Президиума ЦК приветствовали реабилитацию вчерашних «ренегатов». Правда, в открытую спорил с отцом лишь Молотов. Он на дух не принимал югославский социализм, а руководителей соседнего государства продолжал считать предателями рабочего класса.

Тито относился к Молотову не лучше. Он вообще не хотел иметь с ним дела. И у отца разногласия с Вячеславом Михайловичем разрастались с каждым днем. Особенно обострились отношения после возвращения нашей делегации из Лондона. При обсуждении результатов переговоров Молотов обрушился на отца за то, что он оттеснял Булганина на вторые роли, тем самым, по его мнению, неправомочно принижал статус Председателя Совета министров. Да и вообще, руководителем делегации Президиум ЦК утвердил Булганина, а не Хрущева. Отец немедленно перешел в наступление: он спасал положение, отстаивая наши принципы, тут уж не до оглядок на протокол. Перепалка разгоралась, грозила вылиться в серьезный конфликт, но страсти погасил сам Булганин. Он заявил, что они с отцом договаривались, кто и когда будет говорить. Буря улеглась, но осадок на душе у Булганина остался.

Слухи о столкновениях в Кремле просочились сквозь высокие стены, и «московские осведомленные круги» долго судачили по поводу из ряда вон выходящего происшествия.

А тут еще визит Тито. Отец предложил разделить посты первого заместителя Председателя Совета министров и министра иностранных дел. Министром он предложил Шепилова. Отец высоко его ценил, считал человеком инициативным и ловким, что немаловажно на дипломатическом поприще, с уважением отзывался о его незаурядном уме, умении, в отличие от предшественника, самостоятельно проводить политику, а не только следовать в фарватере указаний и директив. Молотову в самостоятельности мышления отец отказывал напрочь, его главными достоинствами числились непримиримость и упорство. Наверное, высоко бы вознесла судьба Шепилова, не случись промашки в июне 1957 года, не присоединись он в последний момент, когда, казалось, судьба отца окончательно решилась, к могущественному большинству. А так он остался в истории ни там ни сям, человеком с самой длинной фамилией — «примкнувший к ним Шепилов».

Нашим собственным ортодоксам вторили «настоящие» коммунисты, эмигрировавшие после 1947 года из Югославии в Советский Союз. Одни искренне поверили Сталину, другие надеялись в случае вторжения советских войск выловить в мутной воде крупную рыбину, а подобная возможность тогда отнюдь не считалась фантастической. И именно их руки примут власть в Белграде. Что и говорить, инициатива отца грозила не только крахом их честолюбивых планов, но и ставила под сомнение возможность безбедного существования.