Никита. Побеждая страх

— Я же могу вызвать вас на допрос официально. Оно вам надо?

— Вызывайте! Мой адвокат Рубен Каренович обязательно будет меня сопровождать, — она улыбается ему невинной улыбкой.

— Рубен Сагарян ваш адвокат? — он удивленно поднимает брови, явно осведомленный о хватке лучшего юриста города.

— Не лично мой, моего босса. Можно сказать, корпоративный.

— Ладно, — он почесывает подбородок. — Не хотите значит говорить, — переводит взгляд с нее на меня и протягивает мне визитку. — Вот мой телефон, если вы все-таки надумаете что-то рассказать.

— Мы и так уже все рассказали, — беру карточку из его рук, — Если не возражаете, мы бы хотели отдохнуть.

Когда он уходит, кладу руки Юле на бедра и снова притягиваю ее к себе, заставляя лечь рядом. Кажется, сейчас я влюбился в эту женщину еще чуточку больше.

— А ты жестко его отшила!

Она поднимает на меня свои глаза, которые сейчас горят больше зеленым, чем карим.

— Я могу тебя еще многим удивить! — ее счастливая улыбка, предназначенная только для меня, прогоняет все страхи прочь и заставляет чувствовать себя моложе. Она удивляет меня уже не первый раз. Она любит меня. И самое главное, она принимает меня таким, какой я есть.

— Я все хотел спросить… Юля, скажи, зачем ты выбросила вещи в мусорку?

Она опускает стыдливо глаза и словно ищет подходящие слова, но я тут же добавляю: — А знаешь? Ну и черт с ними! Выкинем все! Только вот юбочку все же можно оставить? — беру ее за подбородок и приподнимаю, ласково глядя на нее. — Юль! Можно? Будешь носить ее дома!

— Дома? Зачем? — в недоумении спрашивает она.

— Да! Когда мы будем приходить с работы домой, будешь надевать ее для меня!

— Мы? Домой?

— Вот черт! Я не сказал тебе? Как только тебя выписывают, сразу же собираешь вещи и переезжаешь ко мне!

Ее глаза расширяются и в воздухе повисает тишина, но я кожей чувствую, как быстро бьется ее сердце.

— Ты опять улыбаешься! — вдруг шепчет она, когда на ее лице тоже вновь сияет улыбка. Полагаю, это положительный ответ. Собственно, другого я бы и не принял.

— Иди ко мне! — шепчу ей в губы, маневрируя на узкой койке, перемещая нас так, чтобы она оказалась подо мной. — Больше ни одной ночи раздельно! — накрываю ее губы, сокращая расстояние между нами. Когда ее язык соприкасается с моим, она стонет, и это ударяет мне прямо в член.

— Что это за звук? Там, за дверью кто-то есть? — она отводит голову в сторону, открывая мне тонкую шею. Не теряя времени даром принимаюсь целовать ее. — Кто-то хочет войти, Никита.

— Тебе просто показалось, — отрываюсь от нежной кожи ее шеи, возвращаясь к губам.

Мой член утолщается, когда она оборачивает одну ногу вокруг моей талии и прижимается всем телом ко мне, не переставая сладко стонать в рот. У меня крышу сносит от этих стонов, я мог бы кончить просто обнимая ее, еще немного потеревшись об нее. Теперь мне не кажется это такой хорошей идеей! Я не все предусмотрел! Ведь нам нельзя. Я так соскучился по ее жару, плотно обхватывающему меня. Прошел месяц, когда я последний раз был внутри нее. И еще, наверное, столько же пройдет до того, как нам будет можно после всего, что с ней случилось за прошедшие пару дней.

Это и наслаждение и пытка — держать ее в руках, зная, что теперь она моя, и не иметь возможности пойти дальше. Я даже игнорирую боль в груди, когда она прижимается к месту, куда меня ударила пуля.

Теперь ничто не оторвет меня от нее. Ни страхи. Ни боль. Ни тот, кто сейчас стоит за дверью и слушает нас.

57

По ту сторону.

В пустых больничных коридорах

 Держа в руках два букета, тихонько стучу в палату. Дверь сразу же открывает женщина, судя по виду, не медицинский работник.

— Что вы хотели? — она настороженно смотрит на меня через узкую щель.

— Я хотел узнать, как себя чувствует Агнешка.

— Она никого не хочет видеть.

— Не могли бы вы передать ей цветы? Скажите, это от Андрея. Она поймет, — протягиваю ей букет.

— Белые лилии. Откуда вы знаете, что это ее любимые цветы?

— Я спросил у нее.

Она открывает дверь пошире и выходит в коридор: — Погодите, вы тот самый Андрей? Тот, кто нашел ее и помог ей?

— Да я особо ничего не сделал… — мои слова обрываются, когда она внезапно обнимает меня.

— Спасибо! Спасибо, что позаботились о моей девочке. Я передам цветы и скажу, что вы заходили проведать ее. Но, как я уже сказала, она никого не хочет видеть. Даже подружек.

Когда она исчезает в палате, подхожу к соседней двери, но почему-то вместо того, чтобы постучать в нее, приоткрываю ее на пару сантиметров. Слышу голоса. Их признания друг другу... стоны.

Это конец. Теперь точно.

Поджав губы, плавно закрываю дверь, стараясь не произвести шума, и с тихим бормотанием разглядываю букет ее любимых розовых роз: — Простите мне... Я знаю, вы не та...

Оглядываясь по сторонам, кладу букет под дверь на пол: — И сам я вам ни капельки не нужен…

Ухожу, не оглядываясь, по пустому больничному коридору.

— Черт! Пора уже завязывать с Есениным, — ворчу себе под нос. — и с этой любовью. Привет, милая! — широко улыбаюсь и подмигиваю миловидной медсестричке, выходящей прямо на меня из палаты.