Никколо Макиавелли

Это был самый сложный вопрос. Синьория вовсе не намеревалась возобновлять осаду Пизы, но ставила цель отклонить предложение короля направить в Кашину французские войска — пятьсот всадников и три тысячи пехотинцев — до возобновления «настоящих военных действий». Никколо и делла Каза узнали об этом от Ленци, с согласия второго посла придержавшего письмо Синьории, чтобы дать последней возможность в случае чего изменить решение, которое, принимая во внимание характер Людовика XII, могло иметь серьезные последствия.

К счастью, флорентийским посланникам не пришлось отвечать на «неудобный» вопрос, поскольку этот их разговор с кардиналом состоялся по пути в покои короля, куда кардинал выразил готовность их провести. Жорж д’Амбуаз покинул их в передней, дабы посовещаться с Людовиком XII, который отдыхал после обеда.

Никколо и его спутнику пришлось долго топтаться под дверью, прежде чем им было позволено вручить свои верительные грамоты. На первый взгляд король принял их сердечно и лично сопроводил посланников в уединенные покои, где собирался дать им аудиенцию. Но там рядом с кардиналом Руанским и Флоримоном Роберте — советником Людовика XII — неожиданно для них оказались итальянцы: Джан Джакомо Тривульцио, Тривульс (как при дворе Людовика XII именовали этого коренастого, черноволосого, смуглого, храброго воина, из ненависти к Сфорца служившего французской короне со времен Людовика XI), который, как было известно Флоренции, «прекрасно понимал, насколько необходимо Милану сохранить Пизу», и еще двое миланцев, тайный сговор которых с пизанцами должны были, помимо всего прочего, разоблачить флорентийские посланники.

Что делать? Никколо и Франческо попали в затруднительное положение. Публичным обвинением в вероломстве можно было только нажить Флоренции смертельных врагов. Ленци предупреждал их, что ни в коем случае нельзя в присутствии кардинала Руанского ставить под сомнение компетентность и честность Бомона, командовавшего французской армией, поскольку это значило бы оттолкнуть от себя его лучшего друга. Что до «виденного ими», посланниками, о котором они могли рассказать и для чего, собственно, их и прислали: разграбление обозов с продовольствием, посланных Флоренцией, и безобразное поведение швейцарцев, требовавших выкуп за комиссара Альбицци, — то это никого из присутствовавших не интересовало.

Людовик XII ждал лишь одного: какой ответ даст Синьория на его настоятельные просьбы возобновить осаду Пизы.

— А Пиза? Что решили ваши синьоры? — спросил король, сидя в кресле.

На его покатый лоб спадала прядь волос, а бегающие глаза навыкате выдавали нетерпение.

Но посланцы Республики не получили от Синьории точной инструкции, как отвечать на этот вопрос. Кто будет импровизировать? Никколо Макиавелли или Франческо делла Каза?

Доклад, написанный позднее рукою Макиавелли — секретарем был именно он, — подписан ими обоими, и в нем говорится: «мы». Скорее всего, они говорили по очереди, чтобы иметь возможность перевести дух. Мы знаем, что у Никколо был живой ум и за словом в карман он не лез. Он вполне мог найти нужные выражения, чтобы сообщить о решении Синьории находиться отныне в стороне от вооруженного конфликта (решении, о котором он, к счастью, узнал от Лоренцо Ленци еще в Лионе). Флоренция, еще не оправившаяся от последнего поражения, морально не готова начать новую войну, говорил он; к тому же, даже если бы она этого хотела, у нее нет такой возможности. Однако если король одержит победу и вернет ей Пизу, то Флоренция возместит последнему все расходы.

Это заявление вызвало бурю возмущения у короля, кардинала и всех присутствующих. Чтобы король сражался вместо Флоренции?! На неосторожных глашатаев Республики обрушился шквал ругани и едва прикрытых угроз. Тогда посланники берут свои слова назад, утверждая, что говорили только от своего имени, и это ни к чему не обязывает Республику, поскольку о деле, которое интересует короля, они не имеют никаких сведений и инструкций… и т. д.

Буря постепенно улеглась. Кардинал Руанский предположил, что находящиеся при дворе флорентийские посланцы разминулись с эмиссаром короля, и не удивительно, что они ничего не могут сообщить по существу дела. Людовик XII решает: «Подождем. Мы ничего не можем предпринять, не получив ответа, но ответ этот должен прийти быстро. Я хочу знать, должен ли я распустить пехотинцев, находящихся там по просьбе Флоренции и, напоминаю вам, на ее содержании».

Никколо сразу взялся за перо, чтобы предупредить Синьорию о настроении короля; она же должна, прочитав между строк, отказаться от идеи заставить Францию таскать для нее каштаны из огня.

* * *