Никогда не говори «никогда» (ЛП)

Сажусь рядом с ней и откидываюсь на подушки. Закидываю руки за голову и стараюсь убедить себя, что, если буду смотреть в потолок, у меня не возникнет соблазна пялиться на так и манящие к себе соблазнительные изгибы ее тела.

Пытаться доказать, что не являюсь кровожадным дикарем с замашками пещерного человека, оказывается намного сложнее, чем я ожидал.

Матрас прогибается, как будто Скайлар сокращает расстояние между нами. Я поворачиваюсь к ней и вижу, что она лежит на боку, положив голову на локоть.

— Однажды я кое с кем встречалась, — в ее словах сквозит печаль. — Он был в точности такой, как ты.

Невозможно.

— Твоя походка. То, как ты держишься. Даже кое-что из того, что ты говоришь, — говорит она. — Обещания, которые ты даешь. То, что заставляешь меня чувствовать. Все в тебе... так похоже на него.

— Я не он, — фыркаю в ответ.

— Он был моей первой любовью, — продолжает она. — Моим первым.

— Почему мы вообще говорим о бывших? — прерываю ее. Мне приходится. Сажусь прямо, поворачиваюсь к ней, и с моих губ срываются слова: — Я не он. Не наказывай меня за то, что этот осел с тобой сделал.

Она отдаляется. Я ее обидел.

Вот дерьмо.

— Все гораздо сложнее, — садится она, скрестив ноги. — Легко все свести к тому, что мне пришлось раньше страдать, но боль слишком глубока. И дело не только в этом. Я не могу об этом говорить.

Скайлар опускает голову, отворачивается, и я вижу, как она быстро проводит тыльной стороной ладони по щеке.

— Черт, Скайлар, — я сажусь и беру ее руку в свою. — Не хотел тебя расстраивать.

Она качает головой, через силу улыбаясь, мне это ясно видно. Скайлар обводит глазами стены, а потом возвращается взглядом ко мне. Я хочу ее обнять. Хочу осушить поцелуями слезы. Но не намерен переходить черту и заставить ее унести отсюда ноги, решив, что я какой-то лживый придурок.

— Хотелось бы мне все тебе рассказать, — ее голос срывается, а рука хватается за ворот блузки. — Но не могу.

— Может, когда-нибудь? — я провожу ладонью по ее руке вниз к кисти. Она переплетает свои пальцы с моими, по собственной инициативе. — Как только будешь готова.

— Я хочу поцеловать тебя, Тео. Очень, — в голосе Скайлар слышится тихая неуверенность, а в глазах — тоска.

— Так сделай это. Поцелуй меня, — сердце в груди понеслось вскач. — Чего ты боишься?

— Тебя.

Я наклоняюсь к ней ближе, вдыхая ее аромат, наши тела разделены тонким слоем воздуха.

— Я собираюсь поцеловать тебя, Скайлар, и тебе это чертовски понравится. Я докажу, что ты ошибаешься на мой счет. Обещаю.

Она сглатывает, слегка приоткрывая губы, и я полностью принимаю это как приглашение взять то, что, и так уверен, принадлежит мне. Мои губы прижимаются к ее губам, горячие и решительные. Она на вкус, как корица, и я чувствую, как дрожит ее тело, когда прижимаюсь к ней. Скайлар откидывается на одеяло, и я нависаю над ней.

Глажу ее рукой и касаюсь губами. Оттягиваю нижнюю губу зубами и отпускаю, а затем начинаю снова. Я хочу попробовать ее на вкус. Хочу с жадностью поглотить каждый квадратный сантиметр Скайлар Пресли. И к тому времени, как закончу, и ее унесет на вершину блаженства, хочу, чтобы она выкрикивала мое имя.

А потом она раскроет мне все свои самые сокровенные тайны, потому что я тот, кому она может их доверить. И ничего из сказанного ей не сможет изменить мое мнение о ней.

Я прижимаюсь своей твердостью к ткани ее джинсов, и она стонет в мой рот. Губы приветствуют мои поцелуи, а пальцы подбираются к моим волосам, зарываясь в них и дергая, в то время как ее тело извивается подо мной.

Но как только я просовываю руку под ее блузку, все меняется.

— Остановись, — Скайлар выбирается из-под меня, отталкивая. — Я не хочу продолжать, — она натягивает блузку на живот и разглаживает ткань. И, скрестив на груди руки, превращается из сексуальной кошечки в неуверенную в себе незнакомку.

— Я не понимаю.

— Я не хочу этого делать. Не так.

Мне трудно дышать.

С лица не сходит страдальческая улыбка, так как мои яйца грозят взорваться от перевозбуждения, любезно подаренного мне Скайлар. Я поднимаю руки и отодвигаюсь к краю кровати. Ее всю трясет.

И теперь я чувствую себя мудаком.

— Мы можем просто... поговорить? — просит она.

— Конечно.

Скайлар окружает невидимая стена, и мне единственному она видна. Я проглатываю свою гордость, терпеливо усмиряя свой стояк, и устраиваюсь поудобнее для доверительной беседы без телесного контакта.

— Расскажи о своем детстве, — начинает она.

Я смеюсь, что вызывает улыбку на ее милом лице, и таким образом мы возвращаемся в нужное русло.

— Я серьезно, — говорит она. — Скажи, что у тебя было нормальное детство. Мне необходимо знать, что ты вырос не на яхтах, и что тебя не воспитывала команда нянь, работающих круглосуточно, чтобы твоим родителям никогда не было нужды просыпаться посреди ночи.

Склонив голову набок, скребу подбородок.

— Во-первых, нет такого понятия, как нормальный. Ни у кого никогда не было нормального детства, и если кто-то тебе так сказал, то он гребаные лжец.

— Согласна.