Никогда не кончится июнь

— Я сквозь сон слышал звуки гитары. Ты что, не наигралась еще своих прелюдий?

— Каких прелюдий? Ты что, с потолка упал?

И мы оба, не сговариваясь, посмотрели на гитарный футляр, стоящий у подножия кровати.

И у меня екнуло сердце.

Потому что он стоял как-то не так, как я обычно его ставлю.

— Я его не трогала… — шепнула я.

— Но я же слышал… — произнес Степа, почему-то тоже шепотом.

Я вытащила из-под рубахи ноги и спустила их на пол, косясь на потертый от таскания по корпусам училища футляр.

Один замок его был раскрыт и смотрел на меня своим разинутым ртом.

— Ты передвигал его? — медленно спросила я у Степы.

— Не-ет… Я вообще к нему не прикасался. Я думал, ты ночью играла. Между прочим, весьма романтично… Тихая ночь, луна и звуки гитары — такие тоскливые, что аж душу свело… Только спать очень мешали.

Я внимательно посмотрела на парня. Потом на приоткрытый футляр.

И вчерашняя щемящая тоска вновь пролилась в душу, разрывая радостное летнее утро.

…И звуки тоскливые-тоскливые…

— А где ноты? — вдруг спросила я.

— Какие ноты?..

Вот остолоп!

— Ну те, что дядя написал!

— Ноты?.. Так я их выбросил!

— Как выбросил?! — и я вдруг почувствовала, что потеряна очень важная нить к разгадке того, что мне следует исполнить.

— Ну как-как! — внезапно рассердился Степа. — Ты же сказала, что не будешь их играть! А мне-то они зачем?.. Наоборот, после этого некоторое время было спокойно…

— Когда выбросил? — уныло спросила я.

— Вчера еще к бачку отнес. После вашего свадебного шествия, — последние слова Степа произнес довольно едко.

Неожиданно я разозлилась.

— Дурак!

— Сама дура! — не остался в долгу Степа.

Не сказав больше ни слова, я схватила с кровати одеяло и накинула его Степе на голову, а сама стала быстро натягивать джинсы и майку.

Когда Степа стащил с головы одеяло, я уже бежала по лестнице вниз. «Больше никаких ночлегов вне собственной спальни», — поклялась я, с глухим стуком ставя футляр в прихожей своего покинутого жилища, и почувствовала некоторое успокоение.

С легкой ностальгией, будто не была дома очень давно, я вдохнула его родной запах. Как же здесь уютно!

Взгляд упал на тумбочку, и перед глазами возник клочок сероватой бумаги. Я вздрогнула.

Это было извещение на посылку.

От него почему-то повеяло холодом.

Может, не получать ее?..

Сделать вид, что не было никакого извещения…

Но извещение приковало к себе взгляд, словно умоляя получить то, что прислано неизвестным.

И снова тяжесть объяла мое сердце.

Вздохнув, я сунула клочок в карман и отправилась на почту.

Отстояв огромную очередь из получающих пенсию и оплачивающих коммунальные услуги, я оказалась, наконец, перед узколицей дамой в позолоченных очках.

— Следующий! — каркнула она и, уткнувшись в компьютер, вытянула вперед руку и нетерпеливо повертела пальцами. Проявив небольшую смекалку, я всунула извещение в вертящиеся в окошке пальцы. Некоторое время работница почты, нахмурившись, не отрывала взгляда от монитора, изучая какие-то таблицы.

— Нельзя ли побыстрее?.. — вежливо спросил кто-то из очереди.

— Кому некогда, идите в банк, с процентами платите! — тут же рявкнула дама, не прекращая блуждания мышкой по коврику. Потом повернула голову и, противно смеясь, крикнула сидящей в другом углу сотруднице:

— Лен, ну ты представляешь? На Главпочтамте совсем обалдели! Хотят, чтобы мы эти талоны…

Краем глаза она высокомерно покосилась на меня, потом на бумажку, зажатую в пальцах.

И вдруг лицо ее преобразилось на глазах.

Пальцы вжались в извещение, и она, повернувшись и вытянувшись на стуле в струну, обратила на меня раболепный взор, словно я была министром почтовой связи.

— А с этим вам не сюда. — Я не узнала ее голоса. Из вульгарного он превратился вдруг в чрезвычайно вежливый и уважительный. — Вам нужно на Ягодную. Почтовое отделение номер двадцать.

Услышав слова «отделение номер двадцать», напарница из угла резко перестала пересчитывать корешки квитанций и окинула очень странным взглядом мою небрежно повязанную на голову бандану, майку и штаны. Под их пристальными взглядами я почувствовала себя неуютно.

— Это там, где начинаются дачи, — ангельским голосом стала подробно объяснять сотрудница. — Сядете на автобус и сойдете за железнодорожным переездом. Там только один дом, вы его ни с чем не спутаете…

Она по-прежнему не отрывала от меня голубых глаз за позолоченными очками.

— Спасибо… — ничего не понимая, ответила я и, почувствовав, что извещение опять у меня в руке, в неестественной тишине вышла на улицу.

ГЛАВА 15

— Этот автобус идет на Ягодную? — спросила я у водителя остановившегося возле почты 19-го автобуса и, получив утвердительный кивок, быстро забралась в салон, битком набитый бабками с мешками и ведрами. Они зажали меня со всех сторон, так что мой нос прилепился к чьей-то потной спине.

«И чего ради я еду на эту почту…» — не понимала я, поневоле вдыхая запах несвежего пиджака. Однако постепенно бабки стали выходить, толпа поредела, и, подойдя к окну, я увидела, что мы уже выехали из центра и следующего за ним частного сектора и приблизились к железнодорожному переезду, отделяющему город от дачных поселков.