Никогда не кончится июнь

И в прошлый раз, когда я была здесь, мне тоже… тоже… а-а… Да что же это со мной?..

Отчаянно борясь с наплывающим сном, я повертела головой в разные стороны.

И вдруг увидела собаку.

Она вышла из-за угла избушки — низенькая, какая-то длинненькая, с большими глазами и висячими ушами. И внимательно посмотрела на меня. Потом вильнула хвостом…

И сон как будто начал слегка таять…

Пробудившееся пространство заполнили мысли.

Собака! Посреди вечного покоя… Значит, здесь все-таки кто-то есть?!

Тем временем собака почесала плечом ухо и еще раз пристально посмотрела на меня. Потом медленно развернулась и пошла обратно туда, откуда пришла. Когда ей остался только шаг до того, чтобы исчезнуть за углом, она вдруг повернула голову и опять встретилась со мной глазами…

Какие у нее грустные глаза…

И она как будто зовет меня за собой…

Не переставая удивляться, откуда она тут взялась, я окинула взглядом ее тщедушное тельце.

И увидела

ЯЗВУ НА ЕЕ БОКУ.

Точно такую же, как у той собаки… возле «Лабиринта»! В ночь, когда я ездила туда выступать!

Сердце из груди вдруг скакнуло прямо в горло.

Нет… не точно такую же. А ТУ ЖЕ САМУЮ!

Потому что это была именно та собака!

В ту секунду, что я ее узнала, собака исчезла за углом почты.

Не успев даже сообразить, что делаю, я быстро шагнула за ней.

И в следующее мгновение на улице наступила ночь.

В лицо ударил резкий свет фонаря, от которого я зажмурилась.

А когда я открыла глаза, передо мной в кругу этого режущего света возникло знакомое здание из налепленных друг на друга четырех каменных этажей. Дверь «Лабиринта» была, как обычно, распахнута настежь. За те короткие секунды, пока я щурилась от яркого света, собака куда-то пропала.

Изнутри не доносилось ни звука. В окнах было темно и не чувствовалось никакого движения. Все в той же звонкой тишине передо мной лежал кривой порог с мелкими трещинами на потертом камне. А за ним, в глубине дверного проема, царила густая непроглядная темнота. Дрожа под сарафаном, как осиновый лист, я переступила порог и потонула в этой темноте.

ГЛАВА 33

Тяжелая мгла окутала мое тело, едва я оказалась за порогом этого мрачного заведения, в котором трижды бывала между сном и явью. И которое так долго и безуспешно искала наяву. И вот я внутри него. И мне кажется, что кафе живое, что оно медленно, еле ощутимо дышит, и где-то в глубине бьется его огромное каменное сердце… Несколько неуверенных, робких шагов… И вот мы уже дышим одним дыханием, и стуки наших сердец перекликаются и сливаются в единый стук, и с каждой секундой «Лабиринт» поглощает меня все глубже в свое засасывающее, безмолвное, не имеющее ни начала, ни конца, нутро, в свою страшную непроглядную темень, от которой веет какой-то тупой обреченностью…

«…Сколько их сгинуло за этим порогом?..» — вспомнилось мне собственное изречение, и я вдруг резко вздрогнула. А ноги все вели и вели меня вперед по рыхлой сыроватой земле, похожей на песок… А в ноздри вливался густой терпкий соленый воздух.

Он утопился от несчастной любви… В море… — у меня возникло ощущение, что я бреду по берегу этого моря, и я невольно содрогнулась.

«Нужно найти комнату, где проходила игра…» — словно ветром принесло откуда-то неясное решение.

Где же она может быть?..

Я наугад развела руки в стороны, и правая ладонь ткнулась в какую-то неровную стену.

Наверно, где-то здесь…

Дверь. Я чувствую дверь…

Внезапно сзади раздались тихие шаги.

Непередаваемый страх сковал мое сердце. Как будто ледяная рука сжала его в тиски.

Ладони заскользили по холодным кирпичам, и я нащупала длинную металлическую ручку.

В этот момент мимо меня прошла слабая волна, словно кто-то невидимый приблизился ко мне.

— Сюда… — прошелестел возле уха чей-то старческий голос. То ли шепот, то ли выдох…

В темноте блеснули стекла очков, и шлейф легкой ткани или просто ветер, который гулял здесь, как на морском побережье, коснулся обнаженной ноги. В бессознательном ужасе я ухватилась за ручку, и дверь отворилась — легко и бесшумно.

Вместо пола за дверью стоял белесый туман, но заметила я это, уже сделав единственный неосторожный шаг и понимая, что проваливаюсь сквозь него в какую-то бездну.

«Борис Тимофеевич! Что же ты делаешь со своей бедной Дарьюшкой?..» — подумала я, медленно, как будто вес мой внезапно стал не больше веса пушинки, пролетая вниз. И, по-моему, эта мысль не полетела вместе со мной… Она была тяжелее меня, она была, как здешний воздух — сыроватая и тугая.

И я почувствовала, что мой мысленный возглас остался где-то там, наверху. И часть меня — тоже осталась там.

И в тот же миг я опустилась, как на дно бездонного колодца, в знакомую груду тряпья.

«Где-то здесь…»

Отгоняя тишину, я сунула руку в карман. Спички. У меня должны быть спички.

Точно, они были. Вчера вечером, возвращаясь из библиотеки оркестра «Русская волна», я купила коробок за рубль. Потому что у Бориса Тимофеевича не было плиты с электроподжигом, как в квартире моего папы-адвоката.

И сейчас этот маленький коробок оказался весьма кстати.