Никогда не называй это любовью

Они заранее условились насчет обмена письмами, еще когда он жил в Элшеме. Это были весьма благоразумные меры предосторожности, ибо из-за частых разлук, ожидающих их впереди, ни один из них не мог довольствоваться письмом такого рода, где ничего не говорилось бы о любви и об их личных чувствах по отношению друг к другу.

Вилли, случайно оказавшийся дома, прочитал письмо, предназначенное Парнеллу, и беспечно произнес:

– Похоже, все отлично устроилось, Кэт. Я дам тебе знать, когда ему понадобится приехать к нам снова.

Словно она сама об этом не знала! Она с трудом подавила усмешку и заметила, что мистера Парнелла, похоже, совершенно не волнует беспорядок и явная обветшалость их дома.

– Боже, ну разумеется! Если бы ты только видела, в каких домах ему приходилось останавливаться на ночлег! Да он с огромным счастьем вытянулся бы на соломенном тюфяке в какой-нибудь крестьянской лачуге! Будь я проклят, если бы мог последовать его примеру! Но, полагаю, именно так он и добивается своей популярности среди простолюдинов.

– И все же в Англию его приглашают довольно холодно. Они просто не знают, что он из себя представляет. Вернее, не понимают. Вот слуги боготворят его. А кухарка носит на шее медальон с его изображением. Но она приехала из Типперэри (город в провинции Манстер), поэтому это вполне понятно.

Вилли пристально посмотрел на жену.

– По-моему, ты сама считаешь его очень привлекательным.

– Да, он очень обаятельный и умный человек. – Кэтрин показалось, что ее голос прозвучал так, словно она оправдывалась в чем-то, поэтому она поспешно прибавила: – Я начинаю относиться к этому делу с огромным пониманием и сочувствием. Мне бы хотелось помочь, если бы я смогла. И не только доставлять послания мистеру Гладстону.

– Ты чрезвычайно поможешь, если во время визитов к нам мистера Парнелла сделаешь его пребывание здесь как можно более приятным и комфортабельным.

– Безусловно, я сделаю все, что в моих силах, – ответила она с ложным смирением в голосе.

Но пока ей не удавалось сделать большего, поскольку письма Чарлза адресовались непосредственно в Элшем, где она сама получала их. Она следила за его корреспонденцией, прекрасно зная нелюбовь Чарлза к распечатыванию писем и ответам на них. Спустя примерно две недели, прочитав адресованные ему письма, она перестала удивляться тому, что он не любит на них отвечать. Ибо все они буквально были пропитаны преклонением или ненавистью. А писем было бессчетное множество. Они содержали просьбы, мольбы, приглашения к различным видам деятельности, денежные пожертвования или более личные подарки. Каждую неделю присылали целый ящик свежих яиц. Кто их посылал, так и оставалось неведомым.

Как только выдавалась хоть малейшая возможность, Чарлз появлялся в доме и сразу же требовал, чтобы она закапывала эти яйца в саду. Она изумленно взирала на него при этом.

– Это, конечно, могут быть и яйца, а возможно, и нет, – загадочно объяснял он. – И нам не следует утруждать себя выяснениями, что это на самом деле. Мне не хочется, чтобы твоя собака отравилась.

При этих словах по ее телу пробегали мурашки и она содрогалась от страха. Поскольку впервые осознала, какой опасности он подвергается, выходя ежедневно на улицу.

– Чарлз, но это же ужасно! – восклицала она.

– Ужасно? Отнюдь! Я уже говорил, что политика – это война. А война не бывает без выстрелов. Кроме того, вся эта история с яйцами непонятна.

После своего второго посещения Элшема он писал из Дублина:

Мое пребывание в твоем доме настолько приятно для меня, что я уже почти начал забывать о своих основных обязанностях, хотя, похоже, временами в Ирландии дела идут очень даже неплохо и в мое отсутствие.

Конечно, нельзя было сказать, что он ничего не делал или ничего не делала Земельная лига, действующая по его указаниям. Однако попытки убедить крестьян платить ренту перешли все границы, и мистер Фостер, главный секретарь Ирландии, чья ярость дошла до точки кипения после дела с бойкотом, решился на чрезвычайные меры. Он был решительно настроен против Земельной лиги, готовился судебный процесс против Парнелла и еще четырнадцати человек.

От Чарлза в последнее время не приходило ни весточки. Кэтрин в волнении и муке ждала день за днем. Она прочитала его речь, произнесенную в Дублине, речь, полную холодной иронии, когда он выразил сожаление, что мистер Фостер превратился из государственного деятеля в орудие в руках лендлордов. Однако больше никаких новостей до Кэтрин не доходило.

Вилли мог дать ей очень мало, поскольку он с каким-то неистовым остервенением погрузился в дела. Будучи лендлордом с огромными владениями в Лимерике, он не очень хотел встречаться с Парнеллом с глазу на глаз.

– Он-то может себе позволить отказаться от ренты, а я нет. Он позволяет Земельной лиге выйти сухой из воды. Это уж слишком! Он еще пожалеет об этом.