Никогда не называй это любовью

– Это вовсе не лучшее мое платье.

– Ну, оно мне нравится больше всех. И твоя шляпка со страусиным пером. Ты поедешь в Лондон?

– Да, но ненадолго. Ведите себя хорошо и ложитесь спать, когда вам скажет мисс Гленнистер.

– Но она же будет собирать свои вещи.

– Еще неделю она побудет здесь… хотя едва ли…

– Мамочка, ты такая красивая! Ты увидишься с папой?

– Именно для этого я и еду в Лондон.

– А ты скажешь ему о мисс Гленнистер? – спросила Нора, накручивая на пальчик изящный локон. – Он не станет возражать, потому что она не нравится ему.

– Нет, нравится, – вмешалась Кармен.

– Нет, не нравится. Я сама видела, как в прошлое воскресенье он ущипнул ее по дороге в церковь.

Кэтрин не была в апартаментах Вилли с того вечера, как они ужинали с мистером Чемберленом. Она боялась того, что может узнать о муже. В его комнатах все оставалось по-прежнему. Сам Вилли оказался дома. Он даже – довольно, впрочем, иронически – изобразил радость при виде ее. Выглядел он превосходно, она тоже. Ясно, что она как следует позаботилась о своей внешности, как, собственно, делала обычно с тех пор, как стала запросто заходить к своему мужу.

– Вилли, я пришла, чтобы убедить тебя не принимать скоропалительных решений. Когда ты ушел, мне и в самом деле показалось, что ты намереваешься реализовать свою совершенно безумную идею с дуэлью.

– Но я действительно собираюсь вызвать Парнелла. Только что я закончил письмо к нему. Хочешь взглянуть?

Он протянул ей письмо, она осторожно взяла листок у него из рук и, не веря своим глазам, прочитала следующее:

Сэр.

Прошу Вас оказать мне огромную любезность встретиться со мной 10 числа, когда Вы будете в Лилле или еще в каком-нибудь городе на севере Франции – на Ваше усмотрение. Дело не терпит отлагательств. Буду премного обязан, если сегодня в час дня Вы дадите мне знать о названии гостиницы, в которой Вы остановитесь. Желательно было бы получить Ваш ответ незамедлительно, чтобы, не теряя времени, я мог условиться с сопровождающим меня другом.

Кэтрин собралась было разорвать этот листок на мелкие кусочки, но Вилли быстро вырвал его у нее из рук.

– Если ты сделаешь это, я напишу еще одно точно такое же письмо, – проговорил он.

– Вилли, не надо этого делать!

– Почему?

– Потому что это будет чудовищной ошибкой. Неужели ты собираешься выставить на посмешище не только себя, меня и мистера Парнелла, но и всю ирландскую партию?

– К черту эту ирландскую партию! Меня интересуют только мои права! То, что принадлежит мне, – это мое, под этим я подразумеваю и тебя.

– Неужели? – медленно произнесла Кэтрин. – Тогда, наверное, это касается и денег тетушки Бен, и дома, который она столь любезно купила для твоей семьи. Что же ты будешь делать без всего этого? Кормить семью на свои заработки?

Его лицо побагровело.

– Дело почти сделано. Письмо будет отправлено.

Она понимала, что Вилли зашел уже слишком далеко.

– Ну и посылай свое глупейшее, идиотское письмо! – вскричала она, и слезы ярости выступили на ее глазах. – Давай, разыгрывай свою сумасшедшую мелодраму. У тебя это всегда отлично получалось! Но не надейся, что твоя нога еще хоть раз ступит в этот дом. Не забывай, он принадлежит мне!

Кэтрин понятия не имела, где в этот раз остановился Чарлз. Она поехала в отель на Кеппел-стрит, чтобы навести хоть какие-нибудь справки, но не добилась ничего, кроме наглого оскорбительного взгляда от мужчины за конторкой, и поэтому не осмелилась продолжать свои поиски. Она страшно беспокоилась за Чарлза: ведь ему может быть нанесен непоправимый вред! В парламенте его тоже не оказалось. И Кэтрин ничего не оставалось, как вернуться обратно домой и провести бессонную, кошмарную ночь.

Аромат роз ворвался в распахнутое окно, и впервые за время этой ужасной комедии она задумалась о не родившемся еще ребенке. «Да защитит его Господь», – в отчаянии молилась она.

В течение целых двух дней она не получала никаких известий. Сорок восемь бесконечных часов… По утрам она читала вслух тетушке Бен и, очевидно, поступала правильно, ибо старая леди перестала жаловаться и не ворчала. Кэтрин отдавала распоряжения слугам, беседовала с детьми, укладывала их спать, разбирала корреспонденцию, бесцельно бродила по саду до наступления темноты и ждала, ждала. Она одновременно и боялась, и надеялась, что Чарлз все-таки объявится.

Наконец появился Вилли в сопровождении огромного седобородого грубого старика О'Гормана Махоуна.

– А парень-то – трус, – небрежно бросил Вилли жене.

– Почему? – еле слышно спросила она.

– Он игнорировал мое письмо. Ну, я послал ему еще одно.

– Наверное, его просто нет в Англии.