– В парламенте начинается разделение голосов во время голосования, и мне надо немедленно возвращаться, – сообщил он. – Не сомневаюсь, что вы позволите мне это сделать, капитан О'Ши, до того, как мне придется рисковать своей жизнью. – Теперь его голос звучал весьма иронически. – Я готов отправиться за границу и предоставить вам сатисфакцию в любое удобное для вас время послезавтра. Я просто не могу покинуть парламент, когда прения находятся на этой стадии. Предполагается их завершить завтра вечером. И, если позволите, добавлю, что был бы весьма рад вашему присутствию на разделении голосов сегодня вечером. Нам необходимы все голоса, которые мы можем добыть.
– Вы не смеете уйти вот так, прикрываясь разговорами о политике! – только и оставалось сказать пьяному, ошарашенному и не уверенному в себе Вилли. Конечно, он превосходно себя чувствовал, бушуя и выкрикивая угрозы заглазно, однако, оказавшись лицом к лицу со своим противником – хладнокровным, уверенным и непоколебимым в своих решениях человеком, – он, похоже, сам изумлялся проявленному им безрассудству и опрометчивости. – В данный момент меня совершенно не волнует эта чертова политика! Меня интересует только моя жена!
– Если вы так заботитесь о ней, то не думаю, что вам следует подвергать ее подобному огорчению. Миссис О'Ши, у меня даже нет слов, чтобы выразить, насколько мне жаль. Ведь все эти неприятности произошли из-за моей неаккуратности и беспечности, когда я забыл свое портмоне. Оно совершенно вылетело у меня из головы: в нем лежат лишь всякие незначительные документы, о содержании которых даже нет нужды упоминать. Однако я немедленно заберу портмоне, если это хоть каким-то образом поможет сгладить ситуацию.
– А, выходит, вы ничего не отрицаете! – упрямо проговорил Вилли. – Весь город только и говорит о том, что вы встречаетесь с моей женой. А это портмоне – лишь очевидное тому доказательство.
– Вилли! Вилли! – взмолилась Кэтрин.
– Мне очень жаль, – произнес Чарлз своим спокойным, уравновешенным голосом, – что весь город говорит об этом, но должен признать, что это – правда. Я встречаюсь с миссис О'Ши и надеюсь, что буду часто встречаться с нею и впредь. Нам необходимо иметь посредника, чтобы связываться с правительством, и, как вам уже известно, миссис О'Ши любезно согласилась взять на себя эту сложную задачу. Ее первая беседа с мистером Гладстоном прошла весьма успешно. Вскоре мне бы хотелось вкратце посвятить ее в дела, которые ей придется обсуждать с мистером Гладстоном во время ее следующей встречи с ним. И я уверен… конечно, при условии, что мы оба останемся в живых после дуэли, – его глаза сардонически блеснули, – что вы, капитан О'Ши, не станете возражать, чтобы мы продолжали встречаться с вашей супругой. Если вам угодно, не в Элшеме, а в Лондоне, на различных заседаниях. В случае, если вы и тогда будете неверно истолковывать наши встречи, мне придется попросить вас рассматривать это как жертву, которую вы приносите во имя своей страны.
– Проклятая жертва! – вскричал Вилли и посмотрел Чарлзу прямо в лицо, посмотрел с нарочитой жестокостью и хладнокровием.
Кэтрин вздрогнула от страха.
– Мне не нужны в моей партии люди, не способные на жертву.
– Но это же моя жена! Вы что, хотите, чтобы я поверил, будто за всеми этими разговорами о вас с ней не стоит ничего, кроме бесед о политике? – Его мутные и злые глаза тупо уставились в спокойное лицо Парнелла. – Да простит меня Господь, но вы сущий дьявол, Чарли Парнелл, и это – истинная правда!
– Я просто выполняю свою работу.
– Вы говорите об этом, словно о какой-то религии!
– Возможно. Возможно, вы правы. – Внезапно его глаза покрылись дымкой невероятной усталости. – Могу я присесть, миссис О'Ши?
– О, конечно, садитесь, пожалуйста. Вилли…
Но тут вмешалась Анна:
– Знаете, вы оба, всему есть границы! И в том, чтобы так использовать Кэт! Делать из нее передаточный пункт для ирландской партии, заставлять то, заставлять это… Если такое называется политикой, то слава тебе, Господи, что мой муж не имеет к ней никакого отношения.
Кэтрин налила в стакан немного бренди и протянула его Чарлзу. Ее рука дрожала. Какой-то миг она стояла спиной к остальным, и ей удалось украдкой бросить на него встревоженный и полный любви взгляд. И она увидела ответный блеск в его глазах. Но внезапно он как-то обмяк и стал совершенно чужим, словно за время этой неприглядной сцены исчерпал последнюю унцию своей энергии.
Тем не менее, выпив бренди, он смог произнести с некоторой долей иронии: