Никогда не называй это любовью

Он подошел к ней ближе и посмотрел на нее таким тяжелым взглядом, что ей пришлось пробормотать что-то насчет того, что она просто очень расстроилась за мистера Парнелла, поскольку он человек не совсем здоровый и тюремные стены вряд ли пойдут ему на пользу.

– Ты бы лучше волновалась о моем здоровье, а не о здоровье этого Парнелла! Меня вновь мучают приступы подагры, к тому же я безбожно простужен и при этом не могу бросить дела. А Парнеллу, наоборот, посчастливилось, ибо теперь он сможет как следует отдохнуть, и уверяю тебя, он не будет испытывать недостатка в пище. Каждую ночь у порога Килмейнхэма будет лежать жирная куропатка, свиной бок или превосходный лосось.

– Конечно, ведь народ любит его.

– Ты хочешь сказать, совсем рехнулся из-за него, – угрюмо возразил Вилли. – А что еще можно сказать о человеке, если моя собственная жена при виде его впадала в неистовство? Но, несмотря на все это… – говоря эти слова, он зловеще сверкнул глазами, – у меня есть кое-что, чего нет у него. – Вилли идиотски хихикнул. – У меня есть жена. Иди же ко мне и поцелуй меня, любовь моя.

– Вилли! – У нее вновь подпрыгнуло сердце. – В такое время дня!

– Не надо сетовать на время дня, на детей или слуг. Если ты любящая жена, то просто поверни ключик в замке.

– Но я не любящая жена!

– Черт тебя подери, в самом деле! Я больше не намерен терпеть эту чепуху в стиле светских дамочек. Ты слышишь?! – Он схватил ее за запястье и злобно вывернул его. Потом отбросил ее руку. – Позвони и прикажи принести чаю. И передай Анне, что нам хотелось бы сегодня вечером поужинать пораньше.

– Ты остаешься?

– А что, мне нужно испрашивать особого разрешения?

– Нет, если ты будешь спать у себя. Я себя неважно чувствую. Ребенок…

– Забудь о нем. Остальные рождались совершенно безболезненно. Ведь так?

И у него снова появилось какое-то веселое мальчишеское выражение на лице. Даже трудно было представить, что всего несколько минут назад он был груб, резок, нагл и безобразен по отношению к ней. Происходящее казалось Кэтрин сплошным несчастьем. Да, несчастьем…

Ближе к полуночи буря утихла и на небе показалась луна, которая медленно выплыла из-за темных облаков. Та же самая луна светит сейчас над Дублином. Сможет ли онувидеть ее из своей камеры? В камере ли они лежит ли на грубой скамье – неудобной, холодной? А когда оннаконец заснет, то его лицо, наверное, осунется, побледнеет, станет совсем тонким и отрешенным, как у монаха? И заснет ли онили будет лежать без сна, думая о толстых металлических решетках на двери? Как лежала она, правда, вместо металлической решетки у нее на груди лежала тяжелая рука Вилли. Прямо как в тюрьме…

– Китти О'Ши, – вслух проговорила она, и ее голос задрожал от презрения.

Глава 11

Под громкие аплодисменты мистер Гладстон заканчивал свое сообщение в Гилдхолле [30]:

– Мне сообщили, что с целью защиты закона, порядка, права собственности и земельной свободы – первооснов политической жизни и цивилизации, для начала был арестован человек, известный тем, что сам предпринял попытку уничтожения авторитета закона.

А в это самое время в Уонерш-Лодж почтальон принес письмо, адресованное миссис О'Ши:

Моя дорогая Кэти.

Только что меня арестовали два симпатичных детектива, и вот я пишу эти слова, чтобы сообщить тебе, что ты должна быть бодрой и ни в коем случае не унывать. Единственное, что сейчас может взволновать меня до глубины души, – это мысль о том, что мой арест, возможно, причинил боль тебе и нашему ребенку. Ты же знаешь, дорогая, что я очень не люблю, если ты горюешь. Никогда у меня не будет другой жены, кроме тебя, поэтому, случись что-нибудь с тобой, мне придется умереть бездетным.

С политической точки зрения, мой арест весьма кстати для меня: ведь такое действие со стороны властей повлечет быстрое наступление с нашей стороны, но несколько месяцев все будет спокойно, а потом меня освободят.

Весьма восприимчивая тетушка Бен прислала в Уонерш-Лодж записку:

Кэтрин, сегодня оставайся дома с детьми. Погода очень неприятная для того, чтобы идти через парк.

Пока девочки делали уроки, Кэтрин вышивала, сидя у камина. Но как только Кармен стала взбираться ей на колени, Кэтрин вдруг резко поднялась.