– Что это такое? Такая большая девочка хочет посидеть у мамы на коленях?
Кармен, не произнеся ни слова, прижалась головкой к материнской груди.
– Ей кажется, что ты чем-то опечалена, мамочка, – объяснила Нора. – Но ведь это не так, правда?
Кэтрин опустила подбородок на головку Кармен. Маленькое теплое тельце дочери крепко-крепко прижималось к ней, и Кэтрин испытывала чувство невероятного уюта и сладостного умиротворения, хотя с самого утра у нее болело горло и было очень трудно говорить.
– Я просто задумалась. У меня есть один секрет.
Кармен мгновенно подняла голову, а Нора тоже подбежала к Кэтрин.
– Что за секрет? Расскажи нам, мамочка. Ну расскажи!
– Рассказать? – переспросила Кэтрин, улыбаясь при виде двух пар испытующих голубых глаз. – Ну что ж, ладно. Я решила, что у нас в доме появится еще один ребенок.
– Наш собственный? Правда, правда, наш собственный?
Кэтрин кивнула.
– Разве вы забыли, как сами просили меня об этом?
Кармен радостно рассмеялась, а Нора взвизгнула:
– Ой, мамочка, какая ты добрая! А когда он появится? Скоро?
– Ну, не сразу же. Вам надо потерпеть. До весны.
– Ой, как долго еще ждать! А папа знает? А ты написала об этом Джералду?
– Папа знает, а Джералду вы можете написать сами. А сейчас давайте-ка поднимемся в мансарду и спустим оттуда колыбельку и детскую коляску.
– И детскую одежку! – снова взвизгнула от удовольствия Нора.
– Нет, у маленького должна быть новая одежка. Зато там, наверху, есть ваше старое кресло-качалка и лошадка.
Вот так и прошел этот долгий день. Когда же дети наконец отправились спать, Кэтрин удалось собраться с мыслями и написать длинное и, в общем-то, спокойное письмо. Она никогда не думала, что когда-нибудь ей придется писать письмо в тюрьму. «Килмейнхэмская тюрьма, Дублин», – написала она на конверте и, надев шляпку и теплую накидку, вышла на пронзительный ветер, чтобы самой отнести письмо на почту.
Светила луна – завершился еще один мучительный день. Если бы она знала, сколько трудных и скорбных дней ожидает ее впереди, то, наверное, встретила бы их с большим мужеством. Но, как известно, политических заключенных держат в застенках годами. Посмеет ли английское правительство сделать подобную вещь с таким знаменитым и почитаемым человеком, как мистер Парнелл? Она не сомневалась, что правительство поступит именно так. Еще прежде она заметила жестокий блеск в синевато-серых глазах мистера Гладстона. Кроме того, она знала, что королева с каким-то неистовым постоянством испытывает страшную неприязнь к ирландским повстанцам. Поэтому вся огромная мощь Британии теперь направлена против одного из клеветников и подстрекателей, каким считала Парнелла королева, в результате чего его могут просто уничтожить.
Кэтрин боялась этого больше всего на свете. И еще она боялась – правда, намного меньше, – что ему не разрешат писать ей письма из тюрьмы или их будут подвергать соответствующей цензуре.
Она пристыдила себя за этот страх, когда от Чарлза пришло следующее письмо. И вновь Кэтрин удостоверилась в его остроумии и необыкновенном присутствии духа.