Нравились даже гораздо больше, чем она себе представляла. Она любила обязательное чтение, хотя оно было для нее настоящим испытанием, обмен мнениями и новые способы мышления. И не смотря на то, что ее бесспорными фаворитами, были лекции по английской и американской литературе, она также очень дорожила и прочными знаниями, полученными ею на занятиях по критическому анализу и структуре английского языка. Хотя ей пришлось признать, что всё же было в профессоре Фостере что-то такое, что по-прежнему не давало ей покоя.
Его лицо не казалось ей знакомым.
И его звали не Сет.
И все же время от времени, очень редко, она улавливала в правильной и интеллигентной речи профессора Фостера едва заметную гнусавость. Она была такой незначительной, что могла показаться почти надуманной, но пару раз он сказал «твой», как «вои», и она была готова поклясться, что, по крайней мере, один раз точно слышала, как вместо «снова» он произнёс «нова». Лёгкий акцент моментально врезался ей в мозг, и оба раза ей приходилось успокаивать и убеждать себя в том, что это из-за фамилии Фостер у нее совсем помутилось в голове, и ничего более.
Погрузившись в свои раздумья о профессоре Фостере, она не услышала, как дверь комнаты открылась, и внезапно у изножья кровати возникла широкая улыбка Пруденс.
— Пру! — воскликнула Гризельда. — Ты меня напугала!
— Я только что вернулась из школы. Мама готовит мне перекусить.
Гризельда села, отпихнула в сторону книги и тетрадь, и похлопала ладонью по кровати.
— Как дела в школе?
Пруденс присела рядом и пожала плечами. Воротничок ее свежей белоснежной сорочки коснулся мочек ее ушей.
— Хорошо, наверное.
— Ты ведь не позволяешь Сибил Льюис действовать тебе на нервы, верно?
Сибил была трудным ребенком одного известного конгрессмена и главной соперницей Пруденс в дорогой частной школе, которую она теперь посещала.
— Нет. Но было трудно не рассмеяться, когда на перемене она шлепнулась и ободрала себе коленку.
— Надеюсь, что тебе это удалось, — сказала Гризельда.
Пруденс пожала плечами.
— После того, как я поем, ты расскажешь мне сказку?
— Прости, малыш, — проговорила Гризельда. — Я получила небольшую отсрочку на эту письменную работу и к пяти часам должна занести ее в кабинет к профессору.
— А что значит профессор?
— Учитель.
— Как миссис Симмонс?
— Вроде того. Иди, перекуси. Если я вернусь вовремя, то расскажу тебе сказку перед сном, хорошо?
— Хорошо! — Пруденс выбежала из комнаты, закрыв за собой французские двери.
Гризельда откинулась на спину и взглянула на фотографию в рамке, стоящую на прикроватной тумбочке: Холден в своей униформе, его красивое лицо непривычно мрачное. Потянувшись за фото, она улыбнулась и прижалась губами к стеклу, затем перекатилась на живот и уставилась на него.
— Я безумно по тебе скучаю, — прошептала она, проводя пальцем по контуру его губ. — Я буду любить тебя вечно.
Она все ждала, когда Холден поговорит с ней об их будущем, но не хотела отвлекать его от лагеря новобранцев и как-либо подталкивать к тому, чтобы он связал свою судьбу с ней, пока Джемма еще не родила. Он еще даже не получил назначение. Не мог же он позвать ее куда-то, если не знал, куда его направят.
Иногда ее одолевали сомнения — она больше не терзалась, не бросит ли он ее ради Джеммы, но вдруг он решил, что жизнь морпеха будет более захватывающей, если он пока поживет один, и предпочел не торопиться и не связывать себя обязательствами. Со своей стороны, больше всего на свете ей хотелось быть неразрывно связанной с Холденом. На всю жизнь. Навсегда. Даже если ради этого ей пришлось бы покинуть Джорджтаун, Маклелланов и Майю. Даже если ради этого ей пришлось бы бросить колледж. Даже если это означало, что взамен она получит только жизнь с Холденом, потому что, на самом деле, именно этого она и хотела больше всего на свете.
Еще раз поцеловав его фотографию, она поставила ее на место и взяла с кровати работу, которую редактировала, когда к ней зашла Пруденс. Гризельда взглянула на часы. Было четыре часа. Если выйти сейчас, ей как раз хватит времени, чтобы к пяти быть в кабинете профессора Фостера.
Достав из шкафа куртку, она засунула листы в конверт, взяла ключи и направилась к двери.
***
Сорок пять минут спустя Гризельда, вслед за милой женщиной среднего возраста, поднималась по ступенькам здания Колледжа гуманитарных и естественных наук.
В автобусе по пути в колледж, она открыла и прочитала последнее письмо Холдена.
10 октября
Дорогая Гри,