Никогда не отпущу тебя (ЛП)

Холден сделал шаг назад, Гризельда тоже отпрянула от него и, тяжело дыша, прислонилась спиной к двери. Его широкая, словно высеченная из камня грудь, с красивым рельефом мышц, поднималась и опадала, в то время как он пожирал глазами ее тело: волосы, глаза, губы, на какое-то время остановившись на груди, скользнув вниз по плоскому животу к опрятному треугольнику волос, скрывающему ее ноющую плоть, опустившись затем на длинные ноги и изящные ступни. Ее ступни, на которых на всю жизнь остались едва заметные, тонкие белые шрамы, напоминающие им обоим об острых, сухих кукурузных листьях, изрезавших ее кожу.

Медленно и целенаправленно, глаза Холдена вновь двинулись вверх по ее телу, остановившись на месте у нее между ног, затем, прерывисто вздохнув, на ее груди и, наконец, снова вернулись к ее глазам.

— Ты чертовски красивая, — прошептал он, опустившись перед ней на колени и потянувшись к ее бедрам. Он наклонился вперед, его коротко остриженные волосы щекотали ей живот. Она опустила руки и, скользнув ладонями к его щекам, приподняла его лицо вверх и взглянула ему в глаза. Он растерянно и восхищенно смотрел на нее, ожидая ее разрешения продолжать.

— Люби меня, — прошептала она.

— Ты доверяешь мне, ангел? — спросил он, и его серые глаза вспыхнули.

— Абсолютно.

Он наклонился вперед и прислонил ее к двери, затем схватил за бедра и закинул их себе на плечи, коснувшись ртом ее плоти. Не сводя с нее глаз, он скользнул языком к своей цели — к скрытому между нежными, влажными складками, напряженному комочку нервов. Услышав ее резкий, прерывистый всхлип, он застонал, лаская ее всё настойчивей. Его язык кружился и трепетал, от чего она судорожно затолкалась пятками ему в спину. Он взглянул вверх, и она успела ему улыбнуться, прежде чем ее голова безвольно запрокинулась назад к двери, а дыхание стало частым и рваным. Ее бедра напряглись. Пальцы сжали его голову. И из груди вырвался звук чистого удовольствия. Ее тело словно замерло, затем обмякло, сотрясаясь напротив него от волн наслаждения, и она тихо засмеялась.

— О, Господи, — задыхаясь, проговорила она. — Это было…

Он поддержал ее, положив ладонь ей на живот и спустив со своих плеч ее ноги. У нее подкосились колени. Он подхватил ее на руки, быстро прошел через гостиную и по коридору в спальню и там осторожно положил на кровать.

Накрыв ее своим телом, он поцеловал ее своими блестящими губами, на которых оставался вкус ее солоноватой сладости, напомнив ей о его чуткости: что ее удовольствие было для него на первом месте. Переполненная чувством любви к нему, она раздвинула ноги, скользнув щиколотками по его икрам… ягодицам… и, когда он лёг так, чтобы войти в нее, легонько сомкнула их у него за спиной.

— Холден, — произнесла она, когда он наклонился над ней, уперевшись напряженными руками в матрас, и глядя на нее потемневшими и безумными глазами. — Это правда. Я безоговорочно тебе доверяю. Я безоговорочно верю в нас.

***

Ее слова окончательно исцелили то, что оставалось от когда-то разбитого сердца Холдена, дав единственное, чего ему все еще недоставало в их отношениях: доверие.

Холден зажмурил глаза и скользнул в тесное, влажное тепло ее тела, подрагивающие мышцы стиснули его, затягивая всё глубже, пока он не вошел так глубоко, как только мог. Его бедра вплотную прижались к ее бедрам, словно они — одно существо, не оставив между ними ни малейшего пространства.

Он пульсировал у нее внутри, изо всех сил стараясь не двигаться, пока она не привыкнет к его длине и толщине, пока стенки ее внутренней плоти не приспособятся к тому, чтобы беспрепятственно его принять. Он потянулся руками к ее лицу, бережно прикоснувшись к нему, взяв в ладони и глядя в него, как на сокровище, после столь долгой и мучительной разлуки.

— Это очень много для меня значит, — проговорил он.

Уголки ее губ дёрнулись вверх, она откинула голову на подушку и выгнулась ему навстречу — в негласном призыве к тому, чтобы он начал двигаться у нее внутри. И он ответил на ее просьбу, входя в ритм, такой новый, но в то же время хорошо знакомый, сиюминутный, но в то же время извечный, он был и благом и правом, и даром, и воздаянием, и чем быстрее он вколачивался в нее, тем мощнее становилась волна неуклонно растущего в нем чувства совершенства и завершённости.

— Я люблю тебя. Я буду любить тебя… всегда, — произнёс он хриплым гортанным голосом.

Она распахнула мутные, потемневшие и такие голубые глаза, словно окна одной единственной души, которую он когда-либо любил и в которой когда-либо нуждался, и тут же оказался в их беспощадном плену.

— Я прыгаю, ты прыгаешь, — прошептала она.

— Сейчас! — прорычал он и, обхватив руками Гризельду, крепко прижал ее к груди.

Их тела взорвались вместе, разлетевшись на миллион кусочков вечности, и два человека, которые всегда — с самого начала — были одним целым, стали, наконец, свободными.