Никогда не отпущу тебя

Стены, когда-то, вероятно, белые, сейчас выглядели сильно потертыми и слегка выцветшими. Она почувствовала въевшийся и спёртый запах сигаретного дыма, из чего предположила, что предыдущий квартиросъёмщик курил, а Холден просто не стал заморачиваться тем, чтобы все тут перекрасить. На ковре из того же коричневого букле, что и диван, повсюду виднелись сигаретные подпалины.

Кроме дивана, на котором спал Холден, в комнате стоял грязный поцарапанный журнальный столик, видавшее лучшие дни мягкое велюровое кресло горчично-золотого цвета, а под окнами, которые она мельком увидела из машины Квинта, на деревянном ящике располагался телевизор с подключенной к нему игровой консолью. За входной дверью находилась маленькая, незатейливая кухня, а справа стоял небольшой кухонный стол с двумя стульями. Стол, на котором лежала аккуратная стопка почты и пара книг, украшала ваза с одинокой ромашкой.

«А, — подумала она, и внезапная ревность резанула ее, словно лезвие. — Конечно».

До этого момента ей это даже не приходило в голову. Ну, конечно, у двадцатитрехлетнего мужчины, такого сложения и темперамента, как Холден, должна была быть девушка. Можно подумать, Гризельда имела право рассчитывать или предполагать, что с того дня на Шенандоа он жил как монах. Будто сама она жила как монашка. Гризельда фыркнула, мельком вспомнив о Джоне.

Что действительно ее раздражало, хотя и не имело абсолютно никакого смысла, это то, как сильно ее это ранило. И не только наличие у него девушки, а то, что у него была целая жизнь, частью которой она не являлась. Он жил в Западной Вирджинии, работал на стекольном заводе, у него были друзья, о которых она никогда не слышала, он дрался с другими мужчинами ради развлечения и денег. Она его не знала. Она больше совершенно его не знала. И этой его частью — хоть ей и не хотелось этого признавать — был некто по имени Сет.

И все же.

У него на руке было ее лицо и их инициалы, въевшиеся глубоко в его плоть, так что она будет постоянной и неизменной его частью. Не смотря на то, что он явно справился со своим заиканием, оно по-прежнему проскальзывает у него, когда он подавлен или взволнован. Ему на язык все еще попадались запрещенные имена, такие как Рут и Каттер, и он по-прежнему глубоко дышал, как только она говорила ему об этом. Когда она меняла ему повязки, он искал глазами ее глаза, желая обрести покой и истину, так же, как раньше, когда он был только Холденом.

***

— …Однако надежда еще оставалась! Темный рыцарь примчался на своем иссиня-черном скакуне…

— Скакуне?

— Коне, — нетерпеливо пояснила она, теряя нить рассказа каждый раз, когда он ее перебивал. Сегодня Холден ее раздражал. Вчера утром он напросился на предназначенную ей выволочку, хотя не должен был этого делать. Она и так уже получила от Хозяина по лицу, а он обычно не бил ее больше четырех или пяти раз. Когда вмешался Холден, Хозяин так обезумел, что отстегал его ремнем по спине пятнадцать или двадцать раз. Кажется, Холден так и не понял — если она его потеряет, ее жизнь кончена. Он должен прекратить с ним спорить.

— …И он стал сражаться со страшной ведьмой своим мечом, выкованным в раскаленных ущельях…

— Что значит в-выкованный?

— Сделанный. Изготовленный.

— Да, точно. П-продолжай.

— …В раскаленных ущельях преисподней. Одним молниеносным ударом он отрубил ей голову, и она покатилась через всю комнату к ногам принцессы.

— С открытыми глазами?

— Когда кто-то умирает, глаза всегда открыты, — ответила она и вздрогнула, вспоминая, сколько раз она думала, что Джоллин мертва, когда та лежала, едва дыша, не мигая, уставившись перед собой.

— Г-г-гадость, — заключил он. — И что потом?

— Потом ничего, — сказала она, разворачиваясь к нему спиной на койке. — Ты так часто меня перебиваешь, что я уже не помню, на чем остановилась.

— Р-рыцарь с-спас принцессу? — раздался у нее за спиной голос Холдена.

— Конечно. Это не было бы сказкой, если бы ее навсегда заперли в хижине ведьмы.

— Ну, тогда, м-можешь просто ее закончить? — взмолился он, неуверенно положив руку ей на спину. — Чтобы я представил все это у себя в голове? Я обещаю, что не б-буду больше перебивать.

Гризельда поджала губы, глядя прямо перед собой в темноту подвала. Не смотря на то, что отсюда ей было не видно, она знала, что напротив койки, где они лежали, находился верстак. В нем хранились молотки и пилы, и порой ей в голову приходила жуткая мысль, что когда Хозяин спустится вниз с их завтраком или ужином, она треснет одним из этих молотков ему по голове. Только вот, если она его не убьет, он убьет их.

Она перевернулась на спину, сложив руки на груди и уставившись в потолок. Холден слегка подвинулся, и она почувствовала на себе его взгляд. Он так нуждался в покое и утешении, которые давали ему ее глупые сказки. И она тоже в нем нуждалась. Без него ей не о ком было бы заботиться, некого любить, не с кем проводить долгие, мрачные, унылые часы.

— Хорошо, — она сделала глубокий вдох, и этого движения было вполне достаточно, чтобы она коснулась его своим боком, от чего у нее затрепетало в животе. — Холден?

— Что?