Никогда не поздно

Следующей была очередь Хизер. Она играла сцену, в которой маленькая Рози упрашивает папу взять ее с собой в Париж. В романе эта сцена была одной из самых сильных, но Фэй боялась, что Хизер слишком мала, чтобы понимать подтекст. Однако девочка продемонстрировала совершенно профессиональное прочтение сценария и не менее профессиональное исполнение, создав на редкость убедительный образ девочки, преданной любимым отцом. В ней была и невинность, и в то же время понимание, что в отношениях сенатора и его маленькой дочери есть что-то… недосказанное. Сначала в ее голосе слышались заигрывающие, флиртующие нотки, но потом Хизер – Рози, словно вдруг осознав, что в этой сфере жизни она пока бессильна, сдалась, и ее голос зазвучал, как голос любого обиженного ребенка.

Когда сцена окончилась, Тай Гарднер захлопал в ладоши, а Сильвия Льюисон с облегчением заулыбалась, будто эти аплодисменты были адресованы ей. Они с Хизер тут же удалились, окруженные облаком триумфа.

Все это время Тара судорожно обламывала ногти, но когда настала ее очередь – она должна была читать две сцены: одну с Рэем, а вторую с Беверли, – на нее снизошло спокойствие. Она произнесла первую строчку текста – и напряжения как не бывало. Она не заглядывала в роль, которую, как видно, уже знала наизусть. На глазах Фэй Тара превратилась в юную девушку из привилегированной семьи, девушку, которая любит и одновременно ненавидит отца, давая волю любви и подавляя ненависть. Голос Тары был голосом образованного и закомплексованного подростка, ищущего любви и испытывающего душевную боль. Все эти эмоции отражались на ее лице – мягко, ненавязчиво, именно так, как было нужно для камеры.

В сцене с Беверли она преобразилась в совсем другую девушку. Это была Рози, которая может дать себе волю наедине с подругой. Глядя на Тару, Фэй вдруг поняла нечто очень важное: Тара боится жизни, и этот страх исчезает только тогда, когда она преображается в другого человека. Когда сцена подошла к концу, на лицах присутствующих выразилось облегчение. Тара тут же снова принялась за свои ногти – на этот раз под прикрытием стола.

– Блестяще, – прокомментировал Брант Паули, взглянув на часы. – Давайте перейдем к следующей сцене.

Это была сцена с Дирком – та самая, которая была выбрана для проб. Англичанин читал хорошо, передав и самоуверенность молодого аристократа, присущую ему от рождения, и его растерянность и унижение, которыми был обязан жестокой красавице. Тара теперь превратилась в Рози, осознавшую свою власть над мужчинами и испытывающую боль при мысли, что заставит страдать человека, который ее полюбил. Школьный вид Тары еще больше подчеркивал ее поразительную сексуальность, которую ощущали все присутствующие – и мужчины, и женщины.

Когда сцена закончилась, у Дирка был такой вид, как будто он и в самом деле влюбился в свою партнершу и забыл, что находится в телестудии.

Кэтрин аплодировала, а щеки Тары окрасились слабым румянцем.

– Думаю, на этом мы закончим, – объявил Паули. – Я увидел все, что хотел, и это было весьма и весьма убедительно. Я даю наверх самый положительный отзыв и надеюсь – в ближайшее время мы получим расписание съемок.

Таю Гарднеру и Фэй читать не пришлось. Популярность Тая ни у кого не вызывала сомнений, а все, чего Паули хотел от Фэй, – это достаточно впечатляющей внешности.

Фэй все больше думала о том, что происходит с Тарой, и все больше беспокоилась. Было ясно, что Тара не могла играть сцену с Карлоттой на яхте, – ее должна была исполнять Хизер. Почему же тогда Тара испортила Кейси вечер только для того, чтобы взглянуть на женщину, которой предназначалась роль Карлотты? Причина могла крыться только в одном: ей было необходимо узнать, способна ли Фэй воплотить в себе Карлотту, потому что она вживалась в роль до конца, ощущала себя скорее Рози, чем Тарой. Такое слияние с драматическим персонажем настораживало Фэй – она никогда не считала, что актриса должна растворяться в роли и терять свое духовное и физическое «я», обретая его снова только после того, как опустится занавес.

Паули со всеми по очереди прощался за руку, и для каждого у него было заготовлено несколько теплых слов. Протянув руку Фэй, он слегка прищурился и изобразил молодого человека, сраженного обаянием зрелой женщины.

– Передайте горячий привет вашей очаровательной дочери, – проговорил он и рысцой покинул конференц-зал.

Все были возбуждены и довольны успешной читкой.

– Вы играли потрясающе, – обратился Дирк к Таре. – Просто потрясающе.

– За мной ленч, – весело объявил Рэй. – Давайте все сейчас поедем в «Орсо».

– Пицца с омаром, – пробормотала Беверли. – Чудовищное изобретение белого человека.

– Извините, но я с вами не поеду, – сказала Фэй. – Я обещала встретиться с дочерью.

Фэй стояла в бесконечной череде машин, застрявших в неизбежной пробке по пути к Беверли-Хиллз, и старалась не злиться. Многие товарищи по несчастью что-то раздраженно кричали в радиофоны. Ей всегда казалось забавным, что перед лицом транспортных проблем все едины – и самые могущественные воротилы Голливуда, и аутсайдеры.