Макс никуда не спешит. Наверное, нужно было взять Альду с собой. Позволить и ей что-нибудь выбрать. Но ему хочется сделать сюрприз и одновременно – неожиданный подарок. Поэтому не захотел, чтобы она пошла с ним. К тому же, он так давно не ходил в толпе. Оказывается, это тоже приятно. И выбирать продукты, и видеть, как засматриваются на него девушки, которым плевать, что он хромает и тянет за собой непослушную до конца ногу.
Но ему не нужны ни их взгляды, ни их благосклонность. Потому что в машине его ждёт та, что завладела мыслями. Та, что протянула руку, когда её об этом и не просили. Та, с кем он однажды обязательно станцует такой танец, от которого все ахнут.
Его распирало. Внутри пенился бурно адреналин. Хотелось подпрыгнуть, как при трёхочковом броске в волейболе и послать мяч своей энергии куда-нибудь подальше. Авось найдётся и для него сетка.
– Это тебе, – протягивает он цветы, как только укладывает покупки на заднее сиденье её авто. – Белые и нежные, как ты.
У Альды ошарашенные глаза. Максу приятно. Вот так раз за разом он будет срывать с неё маску. И однажды она покажет своё настоящее лицо. Только ему. Остальные пусть катятся лесом и полем. Он никого не подпустит к девушке, в которой живут лёд и огонь, мешается любовь и вселенское равновесие.
Он смотрит, как она тонкими пальцами трогает бутоны роз. Как опускает голову, чтобы втянуть в себя еле слышный аромат цветов. Как с сожалением откладывает букет назад, устраивает его поудобнее, чтобы не упал и не сломался.
– Спасибо, – голос у неё дрогнул. И Альда не сразу заводит машину. Сидит несколько секунд, приходит в себя. Они больше не разговаривали, но и молчанием тишину нельзя было назвать: в салоне тесно от их мыслей – осязаемых и таких подвижных.
– А теперь раздевайся, – говорит Макс ей, как только они переступают порог его квартиры. Голос его лучится самодовольством. – Догола раздевайся, Альда.
И пока она в ступоре стоит у порога, прижимая к груди букет роз, он с наслаждением роется в пакетах.
– Я купил тебе фартучек, – потрясает он упаковкой, где притаился весёлый, весь в рюшах и сердечках кокетливый фартук. – Я же говорил, что обожаю девушек в фартучках? Раздевайся, Альда, я хочу на тебя полюбоваться!
Глава 43
Альда
Её окутывает жаром. Волна проходит с головы до ног. От его слов и взгляда. Ещё неделю назад она могла раздеться и не покраснеть. Выполнить механическую функцию и ничего не почувствовать. Обычная физиология.
Альда не стеснялась своего тела. Гораздо сложнее открыть сердце или душу, а тело – всего лишь инструмент, способный чувствовать голод, боль, температуру воздуха.
А сейчас оно пробуждалось. Начинало ощущать… удовольствие? Нет, что-то очень близкое. Может, поэтому ей тяжело дышать. И раздеться почти невозможно.
– У тебя есть ваза, чтобы поставить цветы? – пытается она игнорировать его победоносный взор.
– Хочешь спрыгнуть, Щепка? – дразнится Макс. – Меня же не так просто сбить.
– Но давай притормозим, – она всё же добивается того, что улыбка сползает с его лица, как будто кто-то проводит огромным ластиком и меняет черты.
– Это же шутка, Альда, – пытается он оправдаться.
– Я знаю. Но слишком настойчивая и смелая.
Голос у неё отстранённый и холодный. Макс сводит брови, смотрит на неё пристально, словно решает задачу, а ему не хватает нескольких вводных данных.
– Ты не сказал ничего такого, наверное. Но… позволь мне двигаться в собственном ритме. Иногда… я ощущаю, словно тону. И не могу выкарабкаться. Может, я трусиха, перестраховываюсь. Это как в первом сексуальном опыте. Я не готова. Не дави на меня, пожалуйста.
У Макса опускаются руки. С громким шелестом падает упаковка с фартуком на пол.
– Прости. Я опять накосячил. И у меня нет вазы. Но есть банка, она должна подойти. Не очень эстетически верное решение, зато цветы получат воду.
– Ты не обиделся? – ей важно услышать и увидеть реакцию.
– Нет, – качает Макс головой. – Скорее, злюсь сам на себя. Досадую. Слишком резкий. Не хватает терпения. Хочешь, я приготовлю обед?
– Хочу.
– Мне повязать фартучек? – криво улыбается он.
– Не надо, – наклоняется Альда к полу и забирает упавшую упаковку. – Пусть полежит.
Макс двигается всё лучше. Тело у него упругое, мышцы так и играют. Скоро он забудет о протезе – и многое изменится. И это добровольное затворничество, и желание возиться с неподатливым материалом – холодной Альдой, что делает шаг вперёд и три – назад.
Это не самобичевание. Это приступ предельной честности, когда смотришь правде в глаза, не пытаясь приукрасить действительность.
Но кое-что останется: танцы. Она пришла к нему для того, чтобы танцевать. Но сейчас, именно в эту минуту, нужна передышка.
Альда ставит розы в банку, что даёт ей Макс. Они гармонично смотрятся на столе. Вписываются в очень мужскую комнату. Такие штрихи дают окружающим понять: здесь появлялась или постоянно живёт женщина.