Никогда не разговаривай с чужими

— Извините, что причинили вам такое беспокойство, мистер Гриви, — собираясь уходить, сказал Фордвич. Его слова прозвучали сочувственно, но выражение лица оставалось презрительным. Он, очевидно, представлял Джона бесхарактерным, слабым мужчиной. Такое отношение выплеснулось в его последнем замечании. — Вы увидите это дело в другом свете, я полагаю, когда сами примете в нем участие и когда справедливость наконец восторжествует.

Но детектив Обри подарила ему приветливую улыбку, сморщив нос, как бы говоря — не обращай внимания, или даже, все будет хорошо, на самом деле будет.

8

Миниатюрность и младенческое личико сына Чарльза являлись источником истинного удовольствия для Глории Мейблдин, чего нельзя было сказать, когда она смотрела на высокую, хорошо развитую дочь Сару. Чарльзу редко давали больше одиннадцати, стало быть, маме одиннадцатилетнего мальчика легко могло быть под тридцать. Однако жаль, что сын настоял, чтобы его подстригли так коротко. Тонкие колечки золотистых локонов, которые осторожно срезала Донна, падали на пол, покрывая волосы предыдущего клиента. Чарльз, сидя между семидесятилетней головой с голубыми волосами, делающей перманент, и рыжеволосой средних лет, выдерживающей пытку под феном, требовал со стальными нотками в голосе, который, к огромному сожалению Глории, на этой неделе начал терять свою дискантную окраску: «Короче!»

— Дорогой, — причитала Глория. — Пожалуйста, не стригись «под ежика».

Она протянула руку с накрашенными фиолетовым лаком ногтями, пытаясь остановить Донну. Чарльз отпрянул назад и вытянул из ее ниспадающего широкого рукава — нитку за ниткой — разноцветные бусы из красных, синих и желтых пластмассовых шариков, совсем не в стиле Глории. Она нервно засмеялась.

— Я чуть не отрезала тебе ухо, — возмутилась Донна. — Сиди спокойно! Я закончу в два счета.

Чарльз выполз из кресла, весьма довольный своей стриженой головой. Он приехал в город с мамой и рассчитывал вернуться либо с ней же в пять часов, либо с отцом в половине седьмого. Было еще очень рано, когда он вышел из салона на Хиллбари-плейс, взглянул на башню, часы показывали только девять двадцать две и восемнадцать градусов тепла.

В Нанхаус ходили три автобуса в час. Ближайший рейс — в девять тридцать. Чарльз направился к автобусной остановке на Хилл-стрит и едва успел на автобус, который подошел немного раньше расписания. Он устроился впереди с правой стороны. Это означало, что он сможет увидеть тайник под эстакадой, когда автобус будет проезжать мимо. Тайник появится на секунду при повороте автобуса налево на Северную улицу, а оттуда на Нанхаус-роуд, но если знаешь, куда смотреть, успеешь ухватить, есть ли что там внутри. Но весьма сомнительно, что там что-то будет. Манго Камерон уехал на отдых в пятницу и вернется только через две недели. Правда, есть малая вероятность, что шифровку ему может оставить Василиск или Единорог.

Автобус ехал быстрее, чем он предполагал, и проскочил поворот на скорости, но Чарльз был начеку, и ему хватило времени удостовериться, что тайник пуст.

Дорога, на которую свернул автобус, лет девять или десять назад, вероятно, проходила по сельской местности, но сейчас здесь все изменилось. Вдоль дороги выросли кварталы домов, и тенистые аллеи тянулись почти до Нанхауса. Автобус остановился под раскидистыми, уцелевшими здесь с давних времен, деревьями. Чарльз устремился на поиски Фен-стрит. Он спросил пожилую леди, которая тут же ласково назвала его «дорогуша», и Чарльз испугался, что она собирается пошлепать его.

Дом под номером двадцать два оказался крайне обветшалым старым коттеджем. Небольшой сад перед домом напомнил ему заросли позади Убежища, правда, здесь крапива не была такой высокой, как там. На крошечной площадке, освобожденной от травы и посыпанной гравием, стоял грязный «ситроен-диана». Через запыленное окно какого-то строения, которое могло служить как гаражом, так и дровяным сараем, он не увидел ничего, что бы могло свидетельствовать о присутствии какого-нибудь его сверстника или, по крайней мере, человека близкого ему возраста. Но не все же тинэйджеры имеют велосипед, тобогган, футбольные бутсы или даже просто высокие сапоги. Однако в сарайчике не было ничего, кроме канистр и банок со смазкой.

Чарльз подошел ко входным дверям, поискал глазами звонок и, не найдя его, забарабанил по двери кулаком. Он понимал, что действует сверхнагло, но придумать другой способ проникновения в дом, чтобы получить нужную ему информацию, он не смог.

Женщина, одетая в синюю кожаную куртку, как будто собиралась уходить, появилась в дверях. Не говоря ни слова, она смотрела на него.

— У вас нет для меня какой-нибудь работы? — спросил Чарльз.

Она вышла за порог, посмотрела на грязную машину, сорняки, ворота, у которых одна петля болталась незакрепленной.

— Да полно! А что ты умеешь делать и… — нерешительно добавила она, — сколько ты хочешь?

Чарльз не желал слишком напрягать себя.

— Я могу помыть машину, — сказал он. — За два фунта.