Никогда_не... (СИ)

— Ну да, ну да, — делаю ещё несколько больших глотков, неприятно поражённая типично Наташкиными нотками в голосе Эмель, которые замечаю не в первый раз. — В Англию лучше Сэма Петрова отправить, да? Который в шестнадцать лет поступит в Кембридж, потому что такой умный и красивый. Вот это реалистично, это на каждом шагу встречается!

— Да ты чего, теть Поль, не злись… — Эмелька растерянно хлопает глазами. — Я ж ничего такого против не имею. Просто взрослые так говорят. А я так… просто…

— Взрослые много всякой херни говорят, Эмель, — стараясь сбавить обороты, говорю я. — Не стоит за ними слепо повторять. И, вообще…. извини, не сдержалась. Что-то меня реально несет с утра. Не обращай внимания.

— С утра, — в открытую смеётся Эмелька. — Двенадцать часов дня уже!

— Ну, для меня это обычное утро, — улыбаюсь я ей, параллельно зыркая глазами по сторонам поверх стенок бокала.

Пока что ничего крамольного, кроме постера Федерера, я не нахожу — обычная комната, в которой жили и живут подростки — письменный стол у окна сменили на стол компьютерный, на нем теперь стоит раскрытый ноутбук с изображением на десктопе корейского то ли певца, то ли певицы… Так, кто это из девочек тут угорает по кей-попу? Комнату после Алевтины и Артура точно заняла не Эмелька — уж вкусы той я знаю: западная и местная попса. Значит, здесь теперь живёт либо Злата, либо Радмила.

Мою мысль подтверждают учебники, оставшиеся на полках — сейчас летние каникулы, большинство книг сданы в библиотеку, дома остались только те, которые покупали за свой счёт: химия, физика и география за седьмой класс. Значит, Радмила, делаю вывод про себя и отпиваю ещё один глоток спасительного напитка, параллельно прислушиваясь к тому, о чем болтает Эмелька.

Лучше бы я этого не делала, потому что от следующего ее вопроса я громко фыркаю в стакан и щедро обдаю себя остатками антипохмельного коктейля.

— А откуда ты знаешь про дядин разряд? Тебе, наверное, дедушка об этом говорил, да? У нас только дедушка в этом разбирается и гордится до сих пор. А мы ничего не понимаем во всех этих наградах и званиях. Мне кажется, девочкам это, вообще, сложнее даётся. Вот как с футболом — пацаны как будто с садика в этом шарят, мне Дэн как начнёт рассказывать про все эти штрафные… пенальти… — вижу, как губы Эмельки дрожат в едва сдерживаемой улыбке, а пальцы смущенно комкают край длинной домашней футболки с Микки Маусом. Эмель выдаёт себя волнением, которое тяжело сдерживать, когда разговор заходит о мальчике, который нравится — и я хорошо понимаю её в этот момент.

Убираю от лица стакан и вытираю тыльной стороной руки пятна коктейля у себя со щёк под громкий смех Эмельки, которая, думает, что я просто поперхнулась, а не проговорилась, случайно сболтнув информацию об Артуре, которую не могла знать. Свой вопрос она, к счастью, тоже забывает, а, может, думает, что ответила на него, спихнув все на Бориса Олеговича.

— А Дэн у нас тоже ночевал, теть Поля, вот! — довольно сверкая глазами, она продолжает знакомить меня с новостями, в которые я начинаю понемногу припоминать.

— Да ты что? — говорю, наблюдая за тем, как на ее щеках проступают пятна румянца. — И твои разрешили? Нет, я понимаю, что вы же теперь вместе, да? Но прямо ночевать! У твоих очень широкие взгляды, — чувствую, как ответная улыбка расползается по моему лицу. Я очень рада за ребят. Хоть у кого-то в этой жизни должно быть все хорошо и безоблачно.

— Да ну, теть Поля! Скажешь тоже! Дэн в одной комнате с бабушкой и дедушкой спал, а меня мама сторожила! — посмеиваясь, Эмель на секунду пригибает голову, после чего снова ее поднимает и я прямо таки любуюсь ею. Первая юношеская влюблённость заставляет ее выглядеть как-то особенно и делает ещё более красивой. — А так да… Мы теперь встречаемся. Уже два… нет, три дня, если считать сегодняшний. Дэн сам предложил, представляешь? Сказал, что ты его убьешь, если он будет ко мне подкатывать просто так, поэтому типа… давай встречаться, Эмель, говорит, все равно ты мне три раза уже снилась, — она снова смущенно смеётся, и я ловлю себя на том, что тоже смеюсь вместе с ней.

— Он тебя больше всех боялся, даже больше, чем маму, представляешь, — продолжает увлечённо рассказывать мне Эмель. — Мама, говорит, у тебя добрая, я ее бутерброды ел. Человек, который так готовит, не может быть злым. А вот тебя и дядю — они с Дэном же друзья со школы, знаешь? Так вот, из-за тебя и из-за дяди больше всех переживал. Говорил, мол, эта парочка меня сгнобит, если что-то не то сделаю. Они как одна сатана, говорит, если уж взъелись, так пиши пропало! — Эмелька снова громко хохочет, в то время как мне за шиворот будто ледышку бросили, и она там тает, липко и мерзко.

Это, сверху вниз, пробираясь под рёбра ледяными пальцами ползёт страх от того, что Дэн, увлёкшись, как обычно с ним бывает, сдал кому-то из Никишиных все, что знает.