Никогда_не... (СИ)

— Да, доча. Да. Звонила мне? Не могла ответить, в дороге была, — слышу я ее низкий грудной голос, который будит во мне не тепло и радость, а ужас. Почему меня так трясёт, пытаясь собраться с мыслями, еле соображаю я. Это же не тайная любовница или местная маргиналка, которая проникла в квартиру, чтобы ее обчистить. Но что-то внутри подсказывает мне, что лучше бы было так. Лучше бы это был кто-то из посторонних, пусть не самых приятных личностей, чем мать Артура — такая мудрая, женственная, такая хорошо знакомая. Но если она меня найдёт прямо здесь, прямо сейчас, это будет намного хуже, чем стычка с мелкими уголовниками и грабителями. И не факт, что безопаснее.

— Да, Ниночка. Ага… У Артурки сейчас, — продолжает говорить Тамара Гордеевна, пересекая комнату и останавливаясь напротив раздолбанной кровати и стянутого на пол матраса с подушками и одеялами. Это все выглядит так красноречиво, что мне хочется закрыть лицо руками, но страх быть замеченной не даёт пошевелиться.

— Нет, его нет, доча, — голос Тамары Гордеевны не меняется от того, что она видит, как не меняются и ее плавные движения. Но носком своей туфли она поддевает краешек одеяла, сползшего на пол и забрасывает на матрас с таким презрением, как будто стряхивает с обуви грязь или что похуже. И этот жест очень хорошо демонстрирует ее отношение к той, кто была здесь с ее сыном и спала с ним на этих смятых простынях, на этой стянутой на пол постели. Чувствую себя так, как будто мне только что отвесили звонкую пощёчину — несмотря на то, что Тамара Гордеевна меня не видит и не слышит, и даже не знает, что я здесь.

Пока что. Как много времени понадобится ей, чтобы меня обнаружить?

— Нет, Ниночка, его нет. Да на работе он на своей, где ж ему быть в это время? Да, сама зашла. А то! Думаешь, у матери нет ключей от квартир ее детей? Как бы не так, птенчики мои! — и она громко смеётся, кажется, вместе с Ниной, старшей дочерью, с которой говорит по телефону. — А вот так и успела. Как гостили мы здесь поначалу, так я и сунула ключи Эмельке, пойди, говорю, с мамкой, сделай мне такие же. Наташа тогда артачилась страшно, ну ты ж ее знаешь. Да, да. А пошли, сделали как миленькие. Артурка тогда все не мог понять, куда вторая пара ключей делась. А потом через денёк взяла и появились! Я сама их ему в обувку по-быстрому подбросила, вот и решил, что свалились они тогда. А то надумал замки менять — ишь чего? Я что зря себе, что ли, копию делала?

Не прекращая говорить, Тамара Гордеевна, проходит дальше по комнате, приближается к окну и, останавливаясь, задумчиво и долго смотрит сквозь стекло. Я вижу ее лицо в профиль, очень близко — и его выражение не совпадает с тем, что она говорит. Ни следа расслабленности и доброй иронии в нем нет — губы плотно сжаты, уголки рта опущены вниз, глаза прищурены, — и этот контраст со всегда напевными интонациями в ее голосе начинает пугать меня ещё больше.