— Кларисса, — по голосу слышу, что Вэл совсем плывёт и сон окончательно забирает его сознание. — А вообще она Ира. Ирочка… Я скоро вернусь к ней.
Я не буду вспоминать ему это признание, сказанное полусознательно. Оно не предназначалось для моих ушей, и я это прекрасно знаю. Главное, пусть Вэл спит. Пусть отдыхает. А завтра теннис и йога сделают своё дело, окончательно оздоровят его и вернут к жизни.
Остаётся только надеяться, что из-за пережитого стресса он не будет ходить ночью. Ночь нам и так предстоит не из легких.
Артур спускается вниз, переодевшись в чистую одежду — понимаю, что он старается не травмировать Вэла полуголым видом и не дразнить меня лишний раз.
— Побудь здесь, я быстро… — говорю ему, убегая в душ, и краем глаза замечаю, как закинув руки за голову, он стягивает с себя футболку со спины, перед тем, как лечь в постель. Не надо, не надо останавливаться, смотреть, цеплять его, не надо… И понимаю, что поздно. Поднимая голову, он встречается со мной взглядом и смотрит в ответ так же пристально, пока я не могу даже пошевелиться. Неужели это он смущался и отводил глаза в день нашего знакомства? А теперь энергия, исходящая от него, такая плотная, притягивающая к себе, что против воли заставляет делать шаг по ступенькам вниз — один, другой. Это как магнит, как гипноз, он натурально тащит меня к себе какой-то бешеной гравитацией.
Мы меняемся слишком быстро — и он, и я. Не знаю, здорово это или опасно. А может, и то, и другое одновременно?
Встряхиваю головой, отгоняя наваждение, и отворачиваюсь. Теперь я прячусь от него, понимая, что в наших играх в гляделки он взял реванш, а я… Я безнадёжно продула.
Окей, мы справимся. Мы обязательно справимся — и с сиюминутными трудностями, и вообще… Как там говорят — фортуна любит дерзких. Или идиотов. А мы являемся и тем, и другим— скрывшись за раздвижной дверью кабинки и подставляя лицо под прохладный душ, думаю я. Вода сбегая вниз, как будто вибрирует на моем теле, так оно напряжено. Я могу, конечно, сделать так, чтобы меня отпустило хоть немного — но… не хочу. Хочу, чтобы Артур видел и понимал, что я чувствую, пусть его так же бешено жжёт.
Это начинает напоминать мне какую-то невероятно острую, болезненно-сладкую игру, которая держит на пределе и захватывает до головокружения. Я продержусь. У меня получится. Я почти спокойна — с этими мыслями опрокидываю на себя ведро холодной воды и брызгаю ледяными каплями в лицо. Только вот легче совсем не становится.
Спускаюсь вниз в темноте — Артур выключил свет, и только фонари из окон освещают ступеньки из душевой. Подхожу к кровати — на неё тоже падает мягкий маслянистый свет, и вижу, что он лежит на своей половине, с краю. Чтобы попасть на своё негласное место, мне надо перебраться через него.
— Подвинься, — говорю шепотом, понимая, что это будет очень сложно, лучше не рисковать и не прикасаться к нему. — Я лягу на краю.
Он послушно отодвигается к окну, но как только я, стараясь быть очень осторожной, укладываюсь на освободившуюся часть кровати, вдруг перекатывается ко мне, прижимает к себе и перекидывает через бок, на мое привычное место. Это все происходит быстро, почти молниеносно — как в борьбе, когда противника в секунду перебрасывают через голову. Но эти пару секунд, целое мгновение, пока мы соприкасаемся телами, наша мимолётная близость чуть не взрывает меня изнутри.
— Не надо. Не делай так больше, — снова шепчу я, заставляя себя отвернуться от него, ложась лицом к окну.
— Тебе больно? — осторожно спрашивает он. — Я не хотел.
— Нет, не больно. Просто… Слишком близко.
Вот что по-настоящему больно.
— Не надо спать с краю. Ты можешь упасть, — тоже снизив голос до полушепота, настаивает Артур, и я чувствую его дыхание у себя на шее, от чего мелкие волоски на теле встают дыбом, а кожа под ними начинает покалывать.
— Хорошо. Как скажешь, — я соглашаюсь, лишь бы он замолчал. Когда он говорит так, как сейчас — приглушённо, низко, это срывает мне последние замки здравого смысла. — Надо спать.
— Надо… — несмотря на мои попытки отстраниться, Артур прижимается ко мне сзади, уткнувшись головой в затылок, и я слышу его тяжелое дыхание, слышу, как в его груди грохочет сердце — оно бьется мне прямо в спину, будто пульсирующий кулак. Его близость теперь не просто щекочет нервы, а стекает по коже раскалённой лавой, перед глазами начинают плясать разноцветные круги — несмотря на то, что они крепко зажмурены.
Вот как, оказывается сходят с ума? А это не так уж и плохо. Да ладно, чего уж там — на самом деле это прекрасно.
— Тихо, тихо. Расслабься. Просто расслабься, Полина, тс-с… — от его голоса шее становится горячо. Кажется, Артур дует на неё, вжимая меня в матрац не только обеими руками, но и всем телом.
Да он что, издевается? Ну какое после этого можно быть тихо? Какое расслабься?
Только после моих слов: «Пусти, дай я вдохну», он отстраняется, и я понимаю, в чем дело, почему он так близко и крепко меня держит.