Никогда не слушайте Элис!

Утром – как я и опасалась – мы с Элис прятались у подъезда, за длинным рядом мусорных баков. Там воняло тухлятиной и грязными подгузниками. Мы были как две преступницы в паршивом кино про шпионов. Или как великолепная пятерка в истории, где троим хватило ума остаться дома в постели. Холодно было просто жуть, и я радовалась, что послушалась маму и надела свою самую теплую куртку. Мы торчали на улице уже целую вечность: Элис настояла, чтобы мы вышли пораньше на тот случай, если ее мама решит перед свиданием зайти еще куда-нибудь.

Она сказала маме, что мы пойдем гулять с какой-то ее одноклассницей. Вероника только пожала плечами и сказала: «Счастливо, девочки. Увидимся». Моя мама непременно захотела бы удостовериться и позвонила бы родителям этой одноклассницы. Все-таки я думаю, моя мама правильно делает. Мама Элис за ней не следит – и вот вам результат.

Очередные десять минут тянулись очень, очень медленно. Ноги у меня закоченели, руки стали красные и болели. На холодном (и вонючем) воздухе дыхание превращалось в густые облачка пара.

Я решила еще раз попробовать переубедить Элис:

– Эл, может, все-таки не надо? Твоя мама нас сразу засечет, и тогда такое начнется.

Элис мрачно покачала головой.

– Не засечет. Мы будем очень осторожны.

– А если она на машине поедет? Что нам тогда делать? Побежим за ней со скоростью шестьдесят километров в час? Я, конечно, бегаю быстро, но пока еще не настолько. Или из ниоткуда появится такси, мы запрыгнем в него и скажем «поезжайте за той машиной», а водитель покачает головой, скажет «ох уж эти современные дети» и рванет так, что шины завизжат?

Элис даже не улыбнулась.

– Очень смешно. Нет. Я же уже говорила. Мама почти не ездит на машине. Всюду пешком ходит.

Из-за этой холодрыги я злилась и спорила больше обычного.

– А если они встречаются за десять километров отсюда? Если это «наше место» на другом конце города? Тогда же она наверняка на машине поедет. И что нам делать?

Элис задумалась на пару секунд, а потом просияла. У меня знакомо засосало под ложечкой. Я знала, что она скажет, еще до того как она открыла рот:

– В таком случае сегодня у нас будет просто репетиция, а завтра мы заранее спрячемся на заднем сиденье.

Мне вдруг стало еще холоднее, и я принялась молиться, чтобы, когда Вероника наконец выйдет, у нее в руках не было ключей от машины.

Дверь в подъезд открывалась и закрывалась тысячу раз. Люди входили и выходили, но Вероника никак не показывалась.

– Может, она не пойдет, – сказала я минут через пять, показавшихся мне часом. – Может, Норман-Пёрман позвонил и отменил встречу. Может, она решила его продинамить. Может, она одумалась и бросила его.

А может, это он одумался и бросил ее. Но вслух я этого не сказала!

Элис даже не посмотрела на меня.

– Нет, она точно пойдет. Я знаю. Еще куча времени.

Я взглянула на часы. Только половина одиннадцатого. Увы, Элис права. Времени еще куча. Даже много куч. Интересно, можно умереть от холода в Дублине в феврале? Эх, жалко, что перчатки с шарфом остались дома в шкафу. Жалко, что я не надела еще пару свитеров и, пожалуй, теплую шерстяную шапку. И вторая пара носков не помешала бы.

Я посмотрела на Элис.

– Ты не замерзла?

Она покачала головой.

– Нет, ни капельки.

Вообще-то у нее губы посинели, а кончики пальцев стали белые. Это случайно не первый признак обморожения? Элис настроена решительно, но готова ли она пожертвовать пальцами ради того, чтобы узнать, с кем встречается ее мама? Так дело не пойдет. Я должна ее вразумить.

– Слушай, Эл, – начала я убедительным тоном. – Может, ну это все? Я с собой сумку взяла. Пойдем в центр. Посидим в той кафешке, о которой ты рассказывала. Выпьем горячего шоколаду. С зефирками. А потом – в кино. Я плачу.

Элис посмотрела на меня в упор.

– Да пожалуйста.

Я с облегчением выдохнула, и Элис, как в тумане, утонула в облаке пара, вылетевшем у меня изо рта. Кто бы мог подумать, что она так легко сдастся. Наверное, не смогла устоять перед горячим шоколадом. Или перед зефирками. Элис всегда обожала зефир. Она даже говорит, что различает розовый и белый по вкусу.

И тут Элис добавила:

– Хочешь горячий шоколад с горой дурацкого зефира – иди пей. И в кино иди. Мне плевать. Делай что хочешь. А я останусь тут. У меня есть цель, я не отступлю.

Горячий шоколад и кино в одиночку – не очень-то весело. И потом, Элис была такая грустная. Она выглядела очень потерянной и одинокой. Я не могла ее бросить.

Вдруг я подумала о том, как бы я чувствовала себя на ее месте – если бы моя мама вдруг увезла нас с Рози от папы и всех подружек. Как бы я чувствовала себя, если бы моя мама начала тайком ходить на свидания?

Случись со мной такое – что, конечно, очень маловероятно, – Элис бы не была рассудительной трусихой. Она бы помогала мне всеми правдами и неправдами. И не успокоилась бы, пока все не наладилось.

Я потрясла головой.

– Нет, Эл, забудь, что я сказала. Если ты остаешься, я с тобой.