Никогда не влюбляйся в повесу

— Думаю, да. И что с того?

Она решительными шагами двинулась к двери.

— Тогда, видимо, мне придется выйти за него, — бросила она через плечо. — Вряд ли он откажется, учитывая, какую кучу денег он получит благодаря мне. Впрочем, и мой отец тоже, — добавила она.

Ротуэлл, опередив ее, захлопнул дверь перед самым ее носом, да еще для верности припер ее ногой.

— Вы с ума сошли! Эндерс — грязный развратник! И это еще мягко сказано! — прорычал он, вне себя от ярости.

— Да? А какое вам до этого дело, позвольте спросить?

Он навис над ней, точно скала.

— А теперь послушайте меня, мадемуазель! — гаркнул он. — Этот человек даже не знает, что такое честь! Если вы решили, что сможете заключить с ним сделку, можете заранее выкинуть из головы эту мысль. О, конечно, он с радостью женится на вас — а потом, призвав себе на помощь закон, постарается обобрать вас до нитки… выудит у вас все до последнего пенни — и вы окажетесь в полной его власти и будете вынуждены исполнять все, даже самые грязные его прихоти.

Прислонившись спиной к двери, девушка смерила его взглядом. Она смотрела ему в глаза — и барон, сколько ни пытался, не увидел в них страха. Можно было не сомневаться — она не боится ни его, ни Эндерса. Черная королева, с невольным восхищением подумал он. Он давно уже не помнил, чтобы кто-то смотрел на него так, как эта девушка.

Ротуэлл уперся ладоням в дверь, и она оказалась в западне его рук.

— Похоже, вы загнали меня в угол, лорд Ротуэлл, — ледяным тоном заявила она. — И что вы намерены теперь делать?

Собственно говоря, он намеревался поцеловать ее. Что он и сделал — с какой-то дикой, первобытной жадностью он впился в ее рот, прижав ее голову к двери, и попытался приоткрыть ее губы своими. Она инстинктивно подняла руку, чтобы оттолкнуть его — но было уже слишком поздно.

Кровь ударила Ротуэллу в голову. Пригвоздив ее к двери всей тяжестью своего мощного тела, он смял ее губы своими губами, яростно прокладывая себе путь в сладостные глубины ее рта.

Мадемуазель Маршан забилась под ним — и вдруг сдалась. Приоткрыв губы, она позволила его языку скользнуть внутрь, а потом мучительно-сладостным, дразнящим движением коснулась его своим. Он снова и снова целовал ее и чувствовал, как постепенно погружается во что-то темное и неизведанное. Тепло, исходившее от ее тела, сжигало его. Он понимал, что теряет голову. Мягкая тяжесть ее груди… упругость ее живота… тугие мышцы ее бедер — все то, что он чувствовал своим телом, сводило его с ума. Жаркое, иссушающее безумие внезапно овладело Ротуэллом.

В сумраке комнаты слышалось ее частое, прерывистое дыхание. Ротуэлл готов был поклясться, что она отвечает на его поцелуи… причем с не меньшим пылом, чем он сам. Приподнявшись на цыпочки, она обвила его шею руками, он слышал слабый шелест шелка, когда ее корсаж терся о плотную шерстяную ткань его сюртука.

Ротуэлл настолько потерял голову, что даже не сразу заметил, что уже не прижимает руками дверь — вместо этого он обхватил ладонями ее лицо — и руки его как-то подозрительно дрожат. За окном послышался грохот колес — вероятно, промчалась, спеша куда-то, почтовая карета. Город просыпался. Стук колес по булыжной мостовой, развеяв горячечный туман, вернул Ротуэлла к действительности. Скрепя сердце, он в последний раз коснулся кончиком языка ровного ряда ее белоснежных зубов, потом неохотно поднял голову — тяжело дыша, с раздувающимися ноздрями, они по-прежнему не могли оторвать друг от друга глаз.

Она тоже дрожала. О да… вот теперь в глазах ее появился страх. Но кого она боится? Только не его, подумал барон.

Мадемуазель Маршан неуверенно облизала пересохшие губы.

— Итак, милорд, — прошептала она, опустив глаза, и уставилась выразительным взглядом куда-то вниз. — Как насчет того, чтобы перекинуть меня через колено? Вы по-прежнему намерены это сделать?

В голосе ее чувствовалась бравада — он мог бы поклясться в этом. Но, будучи опытным игроком, Ротуэлл ощутил за этой бравадой и другое… панику. По мере того как туман в его голове рассеивался, он начал потихоньку понимать, что ей страшно, — и разжал руки. Его взгляд еще раз ощупал ее очаровательное лицо, вбирая в себя широко раскрытые, цвета темного шоколада глаза и изящно очерченные высокие скулы.

— А теперь скажите мне, дорогая, сколько времени еще остается в вашем распоряжении? — пробормотал он. — Мне кажется, я слышу звук тикающих часов, со всей неумолимостью отсчитывающих секунды — как вы понимаете, я не имею в виду те часы, что стоят у вас на каминной полке.

Она замялась.

— Шесть недель, — наконец неохотно прошептала она.

— Шесть недель?! — эхом повторил он. — Всего? Но почему так мало?

Ее выразительное лицо приняло обреченное выражение.

— В моем распоряжении было десять лет, — пробормотала она. — Десять лет на то, чтобы найти — как это вы говорите? — рыцаря в сверкающих доспехах, да?

— Примерно так, — кивнул он.

По губам ее скользнула горькая улыбка.