Никогда не влюбляйся в повесу

— Пока… — Губы Ксантии расплылись в улыбке. — Что ж, звучит многообещающе. Послушай, почему бы нам не отправиться на прогулку в парк? Я весь день проторчала в Уоппинге. А доктор только и твердит, что мне нужно больше бывать на свежем воздухе. — И она уже хорошо знакомым Камилле очаровательным жестом вновь положила ладонь на живот. Камилла почувствовала легкий укол зависти.

— Хорошо. Я только схожу за плащом.

Камилла вдруг поймала себя на мысли, что рада хоть ненадолго вырваться из этого дома — дома, в котором она надеялась найти убежище от всех жизненных бурь. На который заранее смотрела как на крепость, где она сможет укрыться от своего одиночества. А вместо этого ее ждало там одиночество еще более страшное, чем то, которое она знала прежде. Поэтому она приняла предложение Ксантии.

Не прошло и нескольких минут, как они шли вниз по Беркли-сквер. Редкие попадавшиеся им прохожие кутались в плащи и теплые пальто; подняв воротники до ушей, они старались укрыться от пронизывающего ветра с реки.

А чуть дальше, на Пиккадилли, жизнь била ключом, несмотря на промозглый холод, тротуары были запружены гуляющими, а на мостовой было не протолкнуться из-за экипажей и карет всех мастей. У воза с сеном сломалась ось, и оно золотисто-коричневой лавиной хлынуло на землю. Возчик ахнул, кучера, грозя ему кулаками, так и сыпали проклятиями, повозка, нагруженная бочонками с пивом, тщетно пыталась проехать, свернув на Сент-Джеймс-стрит, но застряла, и это окончательно ухудшило дело. А в самой гуще этого вавилонского столпотворения метались мальчишки-газетчики — вопя во всю глотку, они словно соревновались между собой, кому удастся обрушить на голову прохожих самые сенсационные новости.

Ксантия на всякий случай взяла Камиллу за руку, и обе женщины принялись проталкиваться сквозь толпу, стараясь не потерять друг друга в этой мешанине лошадей и карет. Но как только они, свернув за угол, оказались в Грин-парке, шум и гвалт остались позади, впрочем, и ветер тоже стих. Камилла улыбнулась — сестра Ротуэлла с каждой минутой нравилась ей все больше.

— Сколько тебе еще осталось до родов? — вдруг спросила она.

— О, еще несколько месяцев, — беззаботно бросила Ксантия. — А я уже растолстела как корова.

— Одно могу сказать — ты счастливая…

Ксантия как-то странно покосилась на Камиллу.

— Значит, ты хочешь иметь детей, — заключила она. — А сколько, если не секрет?

Камилла зябко закуталась в плащ. Щеки у нее вспыхнули.

— О, одного! — прошептала она смущенно. — Я была бы совершенно счастлива, если бы у меня был хотя бы один.

— Зная, что собой представляет мой брат, дорогая, я бы поспорила, что вряд ли дело ограничится одним, — сухо хмыкнула Ксантия.

— Ротуэлл любит детей?

— Нет. Скорее, он любит… — Ксантия, осекшись, вдруг заморгала. — О, выкинь это из головы! — спохватилась она. — Я просто хотела сказать, что Ротуэлл полюбит детей, как только они появятся на свет. Просто позволь ему с надеждой смотреть в будущее, хорошо?

— А что, сейчас он уже не надеется? — спросила Камилла. — Прости, Ксантия, но твой брат выглядит… как бы это сказать?…

— Измученным? — с кривой улыбкой подсказала Ксантия.

— Нет, — нахмурившись, пробормотала Камилла. — Мы, французы, обычно в таких случаях говорим desole.

— Печальным?

Камилла покачала головой:

— Это больше, чем просто печаль. Вернее, печаль, которая остается в душе после большого горя. Та, которая оставляет пустоту в сердце.

— Ах, вот оно что. — И Камилла вновь заметила, что Ксантия как-то странно поглядывает на нее.

Они шли не спеша. Разговор сам собой угас. Налетевший откуда-то легкий ветерок игриво трепал волнистую прядь, выбившуюся из-под шляпки Ксантии. Камилла зябко передернула плечами — на душе у нее почему-то стало тяжело. Как будто между ними осталось что-то недосказанное.

Вдруг Ксантия, глубоко вздохнув, схватила Камиллу за руки.

— Послушай, ты любишь моего брата? — в упор спросила она.

Камилла покачала головой.

— Не знаю, — пробормотала она, очень надеясь, что не покривила душой. — Я ведь почти не знаю его.

— Многие женщины считают, что он очень красив, — буркнула Ксантия. — Особенно те, кому по душе суровые, немногословные мужчины. А таких женщин немало, ты же знаешь.

— Например, миссис Эмброуз, — подсказала Камилла. — Боюсь, твой брат влюблен в нее.

Ксантия резко остановилась, глянула на Камиллу и вдруг разразилась смехом.

— Господи, конечно, нет! В эту драную кошку?!

Они заметили одиноко стоявшую скамью. Повинуясь внезапному импульсу, Ксантия, схватив Камиллу за руку, потащила ее за собой.

— Давай посидим, — предложила она. — Знаешь, я хочу кое-что тебе сказать.

— И что же это? — спросила Камилла, невольно заинтригованная таким началом.

Ксантия нерешительно покусывала губу.

— Вообще-то я не должна тебе этого говорить, — призналась она. — Но я считаю, ты должна это знать.

— Что заставляет меня предположить, что речь пойдет о чем-то таком, что обязан был рассказать твой брат, — вздохнула Камилла. — Думаю, я вряд ли ошибусь, если предположу, что он не станет этого делать.