Никогда не влюбляйся в повесу

— Да, труса. Человека, который не желает бороться, — кивнула она, склонившись к нему. — Ни с болезнью, ни с демонами, поселившимися в его душе. Ты пообещал подарить мне ребенка — ребенка, которого ты должен помочь мне вырастить в любви, ты слышишь меня?! А сам лежишь тут и умираешь! Решил трусливо оставить меня одну?!

Слово «трус» похоронным звоном отдалось в его голове.

— О… кажется, я начинаю понимать, — тусклым, бесцветным голосом проговорил он. — Теперь я догадываюсь, к чему ты клонишь…

Камилла, скрестив руки на груди, повернулась к нему спиной.

— К чему бы я ни клонила, по-твоему, — негромко бросила она, — это уже не важно. Ты мне обещал. Ты дал мне слово. Вряд ли ты сможешь сдержать его, если умрешь! — Из глаз Камиллы брызнули слезы. — Кровь Христова, Киран! — прошептала она. — Неужели ты думаешь, что я вот так просто позволю тебе умереть?!

— Похоже, особого выбора у нас нет, дорогая, — с горькой усмешкой в голосе бросил он. — Тут уж не нам решать. Господь Бог…

— Нет! — резко оборвала она. — Нет! Я не верю. Господь дал нам мозги именно для того, чтобы мы могли решать, что нам делать!

Она порылась в карманах — наверное, разыскивает носовой платок, решил Ротуэлл. Будь все трижды проклято!

— В верхнем ящике шифоньера, — подсказал он. — Возьми сама, хорошо?

— Merci. — Отвернувшись, Камилла зашмыгала носом. Ротуэлл стиснул кулаки, чувствуя, как раздражение, не находя выхода, переходит в глухую ярость. Его душил гнев — на судьбу… на себя самого.

— Прости, Камилла, — смиренно сказал он. — Может, мы могли бы хоть на время забыть об этом? Хотя бы до завтра? А потом можешь проклинать меня сколько твоей душе угодно — если, конечно, я доживу до утра. Иди ко мне, дорогая.

Решительно высморкавшись, Камилла снова подсела к нему. Муж протянул к ней руки и она прижалась к его груди, уткнувшись носом ему в плечо.

— О Киран! — Ее маленькие, нежные руки обхватили его за шею.

Ротуэлл, закрыв глаза, зарылся лицом в ее волосы и глубоко вдохнул — от Камиллы пахло розами… и еще какими-то неизвестными ему пряностями. Пахло ею.

Он любил этот запах. И он любил ее. Пришло наконец время признаться в этом.

И не важно, достоин он ее или нет, он вернется к этому потом. А сейчас ему было достаточно знать, что он любит ее… любит глубоко и нежно. Это было странное чувство, горькое и одновременно сладостное, отравленное сожалением о том, чего уже нельзя изменить. Это была любовь, о которой он никогда не мечтал и от которой ему уже никогда не избавиться, — любовь, которая всегда будет с ним, даже если он уедет на край света. И которую он унесет с собой в могилу.

Но если судьба подарила ему эту любовь, что дурного, если он исполнит ее желание и сделает ее счастливой? Какой смысл теперь стараться держать ее на расстоянии? Сейчас он уже больше не может ни защитить ее, ни скрывать от нее правду.

— Ладно, будь по-твоему, — пробормотал он, уткнувшись лицом в ее волосы. — Можешь завтра прямо с утра послать за доктором, если тебе так будет спокойнее.

— Завтра? — Голос ее оборвался.

Он ласково погладил ее по голове.

— Камилла, неужели одна ночь имеет какое-то значение? — тихо спросил он. — Уверяю тебя, мне значительно лучше. Честное слово. Просто… побудь со мной, хорошо? Здесь, в моей постели. Прошу тебя.

Она подняла к нему мокрое от слез лицо, и он увидел, что она улыбается.

— Trиs bien, — прошептала она, проглотив слезы. — Но я не знаю, за каким доктором послать? Может, Трэммел сможет кого-то посоветовать?

Ротуэлл уставился в камин — огонь в нем почти догорел и только несколько углей слабо мерцали в темноте.

— Есть один доктор на Харли-стрит, — наконец неохотно выдавил он из себя. — Доктор Реддинг. Номер дома не помню… в самом конце улицы. Прямо с утра попрошу Трэммела послать за ним.

Камилла резко отодвинулась. Ротуэлл зажмурился — взгляд Камиллы не предвещал ничего хорошего.

— Ты его знаешь, — голосом обвинителя бросила она. — Ты ведь уже бывал у него раньше, так?

Ротуэлл неохотно кивнул.

— За пару дней до того, как мы встретились.

В глазах Камиллы вспыхнуло понимание.

— Понимаю, — протянула она. — И… что он сказал?

Ротуэлл криво усмехнулся.

— Что я слишком много пью и слишком много курю, — пробормотал он. — Что много лет не щадил себя… Что слишком долго тянул. Что скорее всего у меня рак желудка или рак печени, и метастазы уже проникли в желудок. И что — учитывая, сколько крови я потерял, — дело зашло… слишком далеко.

Он смотрел, как исказилось ее лицо, как дрожат у нее губы, когда она старается справиться с собой.

— Oui? — пробормотала она. — И какое лечение он тебе назначил?

Ротуэлл обхватил ее лицо ладонями, заглянул в глаза.

— Камилла, — тихо пробормотал он, — мы ведь оба с тобой знаем, что никакое лечение тут уже не поможет. Все, что может доктор, — это немного приглушить боль, когда она станет нестерпимой.

Она яростно замотала головой.

— Нет! — прошептала она. — Этого не может быть! Должно же быть что-то. Или… А вдруг это просто пройдет, если ты станешь беречься? Доктора ведь часто ошибаются, верно? — Она умоляюще посмотрела на него, словно цепляясь за соломинку.