Никогда не забудем!

Папа открыл ремонтную мастерскую: делал ведра, паял кастрюли, и к нам стали ходить заказчики, но все одни и те же. Мама шила, но принимала заказы только от знакомых. Все они были подпольщики и приходили к нам за радиосводками из Москвы.

Однажды мама сказала, что у ее знакомых надо взять свертки, а ей идти туда нельзя. Тогда я предложила пойти.

— Лера, это очень опасное и серьезное дело. Если ты боишься, детка, то не надо, — сказала мама.

Я ответила, что хочу помочь подпольщикам. С тех пор я ходила по квартирам, разносила и получала свертки.

В апреле 1944 года мама ушла в партизанский отряд с заданием. Соседям мы сказали, что мама пошла в деревню работать.

Вернувшись, мама мне рассказала, что большинство подпольщиков отзывают из города, а мы останемся.

У меня хорошая память, и мне часто поручали следить за движением немецких войск. Я выходила из города, где соединялись шоссейные дороги из Москвы и Ковеля. Спрятавшись в кусты, я записывала, сколько в каждую сторону проходит машин, чем они гружены и какие знаки на машинах. Просидев до вечера, я несла сведения маме. Кроме того, мне было поручено узнать, где стоят зенитки, где находится склад боевых припасов и горючего. Я была очень рада услышать, что на основании моих сведений бомбы советских самолетов попали в немецкий склад.

На улице Маяковского был трехэтажный дом, где жили немецкие связисты, летчики и офицеры. У дверей всегда стоял часовой. Этот дом партизаны решили взорвать.

В доме работала Настя Паршина, которая часто приходила к нам. Мама сначала сняла наружный план дома, потом Настя у нас в квартире вычертила внутренний план. Планы мама отнесла в отряд; там всё обсудили и начали готовиться к взрыву дома. Доставлять тол поручили мне.

В городе не хватало хлеба, и жители, особенно дети, выменивали его у немцев на яйца. Мне клали в корзину тол, засыпали мякиной, а сверху укладывали яйца. Я одевалась покрасивее, завязывала в волоса бант и шла к дому на улице Маяковского. Сделав перед часовым реверанс, я на польском языке просила пропустить меня к «панам офицерам», чтобы выменять яички на хлеб. При этом я давала часовому 2–3 яйца. Он меня пропускал на кухню. Немец-повар шел за хлебом, а я передавала тол Насте.

Однажды немец не вышел из кухни за хлебом, а сам начал выкладывать из корзины яйца. Он копался в мякине, а я со страхом думала, что немец сейчас доберется до дна… Тогда Настя за его спиной бросила на пол дорогое блюдо. Немец обернулся и начал ругать Настю, а я тем временем вынула из корзины все яйца.

Когда дома я рассказала об этом маме, она побледнела, обняла меня и сказала:

— А если бы тебя задержали и посадили в тюрьму, ты бы сказала, кто ты?

— Никогда!

— А если бы тебя били и мучили?

— Я бы вспомнила о наших погибших комсомольцах. Они мои старшие товарищи, а я пионерка, их смена.

— Доченька моя, а ты бы не обиделась на нас, что мы посылали тебя на это дело?

Я ответила маме:

— Я горжусь вами и тем делом, которому служу, и с радостью умру за него, если будет надо!

Наконец настал день, когда Настя завела мину и ушла в отряд. Через шесть часов в доме на улице Маяковского произошел взрыв.

Вскоре после этого папа отвел меня и брата к партизанам, а сам оставался в городе на подпольной работе до прихода Советской Армии.

Калерия Зажарская, 1930 года рождения.

У ОЗЕРА

Командир партизанского отряда послал меня отнести листовки нашему связному, подпольщику Борису. Борис жил в деревне Бабинковичи, Сенненского района, в пяти километрах от штаба отряда.

Я отнесла листовки, получила у Бориса новые сведения о немцах и возвращалась в отряд. Ночь была тихая, лунная. Идти приходилось кустами и лесом вдоль большого озера. Посредине озера, на островке, стояла деревня Курмели. В ней и размещался штаб партизанского отряда. Я осторожно пробиралась по узкой тропинке. Вдруг впереди в кустах послышался шорох. «Наверно, партизаны идут на задание», — подумала я и, притаившись, стала ждать, что будет дальше. Через некоторое время затрещали сухие сучья. При свете луны я увидела всадника. Он ехал прямо на меня. Залаяла собака. Она, наверно, почуяла чужого человека. Я догадалась, что это немецкий шпик.

Что мне делать? Куда спрятаться?

Я вспомнила, что один бывалый партизан рассказывал, как надо прятаться от собаки-сыщика.

— Если за тобой идет собака, — говорил он нам, — то спрятать следы можно только в воде.

Я быстро подбежала к озеру и прыгнула в воду. Вода была выше пояса. Дно оказалось топким, двигаться было трудно. Чтобы не шуметь, я тихонько поплыла вдоль берега. Добравшись до большого лозового куста, я уцепилась руками за ветки, прижалась к ним плотнее и притаилась.

К берегу подбежала большая собака и остановилась на том месте, где я прыгнула в воду. Она понюхала землю, посмотрела на озеро и залаяла. Я задрожала от страха. Подъехал всадник. Теперь я его ясно видела. Это был немец. Он начал всматриваться в берег. Мне стало еще страшнее, я даже старалась не дышать. Немец постоял несколько минут, потом повернул коня и уехал. Собака неохотно побежала за ним.