Никогда не заводи подруг

Я вернулась на кухню Сухарева ужасно опустошенная и без малейших проблесков к жизни. На то, что любимый и «шляпа» одно лицо я смотрела через призму. Марат никак не шел в мою голову в облике убийцы. Несмотря на свою усталую интуицию, я отчетливо помнила момент, когда Дембовский хладнокровно бросал в колодец труп Жанны. Вот об этом как раз Шмаков и не знает. Иначе у него бы выстроилась полная цепочка циничного облика Марата. Я резко подскочила, бросилась к своей сумочке и, вытащив из нее мобильный телефон, резко бросила его о стену. Из старого мобильника выскочили кнопки, но я, опустившись на корточки, совершенно об этом не жалела. Все, что я смогла в тот момент – закричать в голос от своей безысходности.

– Энька, ты ополоумела, что ли? – выскочив из кухни, поинтересовался Матвей.

– Я так больше не могу! Не могу! – орала я, а Сухарев гладил меня по голове, приговаривая, что все будет хорошо, что он рядом…

– Что с тобой происходит? – допытывал Сухарев.

– Матвей, скажи, а разве может человек, который клянется в любви, обмануть? – всхлипывала я в плечо соседа.

– Ты взрослая девочка и уже должна научиться ориентироваться в окружении.

Я вытерла слезы и резко поднялась, решив использовать еще один шанс, чтобы обелить имя Марата.

– Ты уходишь? – забеспокоился Матвей.

– Надо съездить в одно место. Вызови мне, пожалуйста, такси.

Сухарев нахмурился, выждал несколько секунд, потом все-таки не выдержал и потянулся за телефоном. Через десять минут я устроилась на заднем сиденье «Лады Калины», которая везла меня в сторону дома, где когда-то проживал ныне покойный Андрей Титов. Разглядев издалека Серафиму Егоровну, я быстро расплатилась с таксистом и пулей выскочила из машины.

– Здравствуйте! – крикнула я, весело размахивая руками. Серафима Егоровна на мгновение нахмурилась, потом, очевидно вспомнив меня, радостно улыбнулась.

– И тебе здравствуйте, – отозвалась она. – Ты опять по поводу наркомана этого выспрашивать явилась?

– Можно и так сказать, – не стала юлить я. – А где ваша подруга? В прошлый раз она говорила, что столкнулась с каким-то мужчиной на лестничной клетке.

– Захворала она, – печально ответила Серафима Егоровна, видимо уж так сильно переживала за подругу.

– Она дома или в больнице? – допытывалась я.

– Да где уж, дома. В больнице, конечно. Эдик теперь со мной живет.

– Жаль, – вздохнула я. – А в какой она больнице, не знаете?

– Знаю. А тебе-то с этого что? – прищурив глаза, уставилась на меня Серафима Егоровна.

– Да хотела ее подробнее расспросить о том человеке, которого она встретила у квартиры Титова.

– Так это, не только она видела мужика-то того, – легко отозвалась бабуля, а мои ноги резко подкосились.

– Кто еще? – пискнула я.

– Вы как уехали, так Бабздюль нарисовался, говорит, мол, я тоже того мужика видел.

– А Бабздюль – это кто? – еще больше удивлялась я.

– Да это Петрович наш. Вечно любит бабские разговоры слушать, а потом, как испорченный телефон, по всей округе сплетни носит. Вот и тогда, подслушивал, лукавый, а как вы уехали, так из кустов вылез и давай рассказывать про мужика того.

– А как его найти? – загорелась во мне надежда.

– А что его искать? – пожала плечами Серафима Егоровна. – Вон он, клумбу топчет, – кивнула она куда-то за мою спину. Я повернулась и действительно заметила мужика лет пятидесяти, который ходил по кругу возле огромного разноцветного георгина. Я быстро двинула в сторону клумбы и резко затормозила. Петрович не просто так нарезал круги вокруг георгина, но еще и приговаривал:

– Роза, роза, где ж горилка?

После чего, со словами: «Так вот, сука, куда она ее прячет!», из глубины шикарных цветений вытащил трехлитровую банку самогонки. Я стояла, раскрыв рот, поражаясь атмосфере, царящей в этом дворе. Затем негромко кашлянула, привлекая внимание Петровича. Он в этот момент уже перелез через низкий забор клумбы и под мышкой с трехлитровой банкой, радостно зашагал в сторону летней беседки.

– Бабздюль, – услышала я за своей спиной грозный оклик. Я и Петрович резко обернулись. Серафима Егоровна яростно размахивала кулаком. – Расскажу Тоньке, что самогонку стащил. Она тебе быстро даст «дрозда».

– Ведьма, – не остался в долгу Бабздюль и продолжил радостно маршировать к беседке. Я отправилась следом за ним, понимая, что беседка как нельзя кстати подходит для приватного разговора. Раз уж Петровичу есть, что мне сказать, то я ему даже закуску организую. Я подождала, пока Бабздюль опрокинет пару рюмок натурального качественного продукта, затем легко вошла в беседку и приземлилась на лавочку, напротив Петровича. Он пристально рассматривал меня несколько секунд, затем нахмурился и наполнил свою рюмку. Я продолжала молчать, наблюдая за движениями Петровича. Он выпил, занюхал рукавом и вновь на меня покосился.

– Я тебя вспомнил, – кивнул он. – Это ты тогда с хахалем своим про Титова выспрашивали?

– Мы, – подтвердила я, извлекая из сумки пятьсот рублей. Петрович облизнулся, а в глазах забегали яркие огоньки. – Я слышала, что вы видели, как от Титова выходил неизвестный в черном пальто и натянув шляпу на глаза.