Никогда_не...

Руки автоматически тянутся к камере чтобы сделать пару снимков в динамике, но, одернув себя, тут же убираю их. Нет, это не то впечатление, между которым хочется поставить невидимую и тонкую стенку. И уж тем более — воспринимать бесстрастно и отстранённо.

Он опять меняет приём игры — и я подхожу ещё ближе, чтобы видеть все, чтобы не упустить ни одной мелочи. Теперь он тренирует подачу и стремительный, с напором, выход к сетке, которую заменяет стена. В тот же самый момент я понимаю, что это только половина из того, что могло бы быть. И что по-настоящему красота зрелища раскрылась бы в парном матче, если бы по ту сторону был равноценный игрок. По тому, с какой самоотдачей играет незнакомец, как он увлечён, мне кажется, что ему и самому этого бы хотелось — в азартной и динамичной манере начинают проступать агрессивные нотки, мяч врезается в стену, как будто желая ее пробить, и каждый следующий взмах ракетки сопровождает негромкий вскрик. Он разозлён? Что-то пошло не так?

На секунду я даже радуюсь, что тренировка идёт со стеной. Будь по ту сторону другой игрок, ему бы пришлось ох как несладко — никому не нравится, когда в него бьют с такой силой, словно желая рассчитаться за что-то. По крайне мере, я бы точно не хотела оказаться на месте этого человека

Или хотела бы? Замечаю, что улыбаюсь. Полина, ну что за мысли? Ты даже хорошо не видишь его лица, только в полуразвороте. Может это просто очень рослый школьник и тогда тебе будет очень неудобно за такие озарения.

Мяч в последний раз врезается в стену и делает финальный отскок. Игрок ловит его легко, отрепетированным до автоматизма движением, второй рукой в напульснике утирает пот со лба, останавливается, чтобы отдышаться, а после поворачивается ко мне.

И… Я просто каменею на месте. Какое лицо. Какое лицо!

Очень выразительное, с хорошо прочерченными скулами, твердым подбородком с угадывающейся на нем ямкой — оно отличается невероятной сочностью, яркостью черт. Внешность резкая, броская, что нередко в наших краях: породистый нос с горбинкой, темные брови контрастируют с глазами ярко-синего оттенка, чёрные изогнутые ресницы, губы… Прекрасные губы, стараясь не увлекаться, думаю я, и даже едва видимый тонкий шрам не портит их. Шрам, явный привет из непоседливого детства, навевает лёгкую мысль о мальчишестве, как и кое-где оставшаяся смягчённость черт, характерная для уходящей юности. Действие этого эффекта — мимолетное, краткое, взрослая резкость почти перекрывает его. Но этот контраст…

Фотограф-портретист во мне кричит от радости, а вот простая, человеческая часть натуры, наоборот, бьет тревогу. Потому что я не смогу просто так взять и упустить такую фактуру. А это значит, что ещё одним увлечением здесь у меня станет больше. И не факт, что это не принесёт проблем — учитывая мое неумение останавливаться и талант пересекать черту, за которую выходить не следует.

Ещё какое-то время мы смотрим друг на друга — и, кажется, я физически чувствую, как расширяются мои зрачки, заполняя собой всю радужку, едва не выходя за ее границы. Они как будто хотят втянуть в себя, впитать побольше из того, что видят, запечатать в малейших деталях этот момент в сознании. Почти по тому же принципу действует камера — но у меня сейчас идёт процесс фотографирования на внутренний объектив, в самую память.

Он неожиданно опускает глаза, разрывая нить взглядов — и я чувствую досаду. Это ещё что такое? Кто это у нас тут смущается словно красна девица? Шумно и зло выдыхаю и иду навстречу. Сейчас я узнаю у этого мистера Уимблдона, что он за птица и какими судьбами здесь. И пусть только попробует ещё раз отвести взгляд. Если мне всё-таки удастся уговорить его на портретное фото, о всякой стыдливости ему придётся забыть.

Он тоже идет мне навстречу, отпирая ключами дверь, покрытую сеткой, которая ведёт на корт и держит ее, пока я прохожу мимо, поднимая голову и снова глядя ему прямо в лицо с близкого расстояния. Сколько ему? Тридцати ещё нет, где-то около того… Лет двадцать восемь? Прекрасный возраст и отличная форма, думаю я, разворачиваясь и останавливаясь напротив. Автоматически взгляд скользит по его рукам, отмечая отсутствие кольца на безымянном пальце и даже следов от ободка, способного выдать незадачливых женатых ловеласов. Параллельно замечаю отсутсвие такой же оценки моих рук и на секунду расстраиваюсь. Это почему же ему не интересно мое семейное положение? Когда мы смотрели друг на друга, клянусь, по этой линии можно было пустить ток невысокого разряда. Пока еще невысокого думаю я и улыбаюсь, стараясь не выдать своих коварных мыслей.