Никогда_не...

Куда девалась размерная вальяжность, неспешная томность, с которой они разъезжали по двору — теперь это стрелы, выпущенные из лука. Этот переход так впечатляет, что первое время я даже не слышу ободрительные выкрики и свист, которым сопровождает начало перегонов хуторской народ. Мне кажется, что это не Артур верхом, а какой-то незнакомец, слишком ловкий и прекрасный, чтобы быть человеком. В отличие от Оляны, направившую лошадь к открытым задним воротам, за которыми простираются поля до самого горизонта, он сдаёт немного влево — еще секунда, и конь и всадник перемахивают через изгородь, сокращая расстояние и сливаясь в прыжке. Крепкие мускулы лошади напрягаются так же, как и мышцы на спине и руках Артура, теперь они действительно одно целое — и красота этого момента такая невозможная, что я больше не жалею, что у меня нет с собой камеры. Это мгновение слишком настоящее и полное жизни, чтобы даже самый лучший объектив попытался уловить хотя бы часть этого волшебства.

— Э-э! Так нельзя, мы так не договаривались! — в удаляющемся голосе Оляны слышится возмущение, на что она тут же получает ответ от Артура:

— Это тебе за фальстарт!

— Ну все. Теперь точно дотемна гонять будут, — резонно вздыхает Марина, а я про себя докручиваю эту мысль до мучительного «или до утра» и сжимаю зубы так, что Вэл тут же отзывается:

— Бля! Ну какого! Ты же знаешь, как на меня это действует! Не скрипи зубами! У меня сейчас кровь… кровь из ушей пойдет, Полина, прекрати!

Он хватает меня за руку, и это выводит меня из оцепенения

Я смотрю на две удаляющиеся фигуры которые летят навстречу горизонту, свободе и той жизни, которую я никогда не знала и не узнаю — и понимаю, что или научусь спокойнее относится к вниманию к Артуру от девочек-ровесниц, или прямо сейчас мне надо идти, складывать свои вещи и бежать с хутора, забив на наше общее будущее. Впереди у Артура поиск себя, работы, нового места в новом городе — и если я не хочу испортить наши отношения мелкими придирками, мне нужно научиться игнорировать кокетство и флирт, с которым он непременно столкнётся в столице. Да даже в компании моих приятелей может столкнуться, у некоторых из них очень свободные взгляды.

Ф-фух, до чего же отвратительно быть на ревнуюшей стороне. Кажется, я начинаю понимать всех моих бывших, которые упрекали меня в легкомыслии, а я злилась, что это ограничивает мою свободу.

А вот как бумеранг интересно возвращается. Учись, Полина, пришло и твоё время.

— Че лыбишься? — возвращает меня в реальность Вэл, и я замечаю, что и вправду посмеиваюсь. — Ты это… поспокойнее себя веди, а то какая-то психованная стала. Че, спалиться хочешь?

— Ой, кто бы говорил! Василь! Чем можем — поможем, не посрамим честь городскую! — откровенно издеваюсь я над ним, пока мы вслед за Мариной продолжаем идти к конюшне, где она оставила Ляму.

— И ничего смешного! — Вэл обиженно дует губы. — У меня тут, можно сказать, перерождение происходит, я открываю в себе новую личность! Свою сверхсущность! Которой нужно имя! Сакральное! Блядь, вот когда-то ты получишь своё, за то, что не уважаешь высшие силы! Тогда и посмотрю, как ты будешь ржать!

— Ну все, все, — я щажу друга и стараюсь больше издеваться над его убеждениями и играми в сверхсущность. — Тебе виднее… Василь… — и снова хохочу в ответ на его возмущённое шипение.

— Слушай… только тс-с… — придерживаю его за руку, пользуясь тем, что Марина зашла внутрь и мы ждём ее на пятачке у конюшни. — А тебе не показалось, что эта Оляна…

— Ну? — друг вопросительно изгибает бровь, что в сочетании с ковбойской шляпой делает его образ максимально киношным. Не хватает только вечного Мальборо в зубах.

— А тебе не показалось… в общем… что она подкатывает…

— Да! — прерывает меня Вэл с радостной улыбкой, а моя тут же гаснет.

Отлично. Пока я убеждаю себя, что вся моя взвинченность — на пустом месте, Вэл подтверждает мои худшие подозрения, причём с такой уверенностью, что у меня начинает неприятно сосать под ложечкой.

— Ты уверен? — даже мой голос звучит как-то странно, слабо и пищаще, что вызывает злость.

— Да тут слепым надо быть, чтобы не заметить! — выдаёт довольный Вэл, и я ловлю себя на том, что никогда еще мне не хотелось его стукнуть так сильно, как сейчас. Чего он лыбится, в конце концов?

Происходящее начинает казаться мне таким издевательством, что желание послать всех и вся, сбежать отсюда на первом попавшемся автобусе и никогда больше не встревать ни в какие отношения, становится прямо-таки навязчивым. И пока я, стараясь унять злую дрожь в руках, смотрю пустым взглядом на Марину, выводящую сытую и довольную Ляму во двор, Вэл радостно добавляет: