Никогда_не...

— Да вот здесь вроде неплохо, — говорит таксист и притормаживает у здания, которое мне… очень даже знакомо. Ретро-вида пельменная напротив, массивные двери с вырезанными на них серпом и молотом. Я же была здесь в первый день после приезда!

Почему, ну почему я не вспомнила об угощении раньше, не выехав на окраину? В любом случае, поздно задаваться этими вопросами. Нужно решать насущную проблему.

Я здесь уже не первые сутки, немного вспомнила местные порядки и освоилась. К тому же, со мной камера. И звание ревизора, присвоенное продавцом Денисом. Вот им и воспользуюсь.

Когда я повторно захожу в полумрак магазина, картина ненамного отличается от той, которая была несколько дней назад. Только в собеседницах у дамы-продавца — три, а не две подружки. Но за прилавком — та самая монументальная владычица. На полках — те же пирамидки из консервов. В углу, в большом картонном ящике — мое любимое овсяное печенье, которое в прошлый раз так и не удалось попробовать. Рядом с ними, в больших запакованных коробках — кексики, которые, честно говоря, я никогда бы не смогла испечь самостоятельно.

Меня все еще распирает от эмоций после сегодняшней встречи, будто для задора и смелости я хлебнула шампанского. Поэтому, не долго думая, на ходу я раскрываю сумку и достаю камеру. Сейчас на ней самый стандартный объектив, но и без этого на людей она производит впечатление довольно устрашающее.

— Эй, девушка, это что такое? Вам кто разрешил съемку здесь? — слышу крик продавщицы, заглушаемый щелчками, с которыми аппарат безжалостно фиксирует все происходящее — не самое радостное лицо монументальной дамы, скудный ассортимент магазинчика, пытающихся отвернуться подруг-покупательниц.

— И снова здравствуйте, — говорю совершенно бесстрастным голосом. — Я была здесь пару дней назад. Овсяное печенье, помните? — по выражению глаз дамы-продавца вижу, что помнит. И что сейчас она зла еще больше, чем тогда. Но когда у тебя в руках камера, люди хочешь-не хочешь, а притихают, хотя бы поначалу. — Я представляю программу «Тайный покупатель», и мой недавний рейд к вам выявил грубые нарушения и пренебрежение профессиональной этикой. Теперь вот хочу сфотографировать вас. Страна должна знать своих героев, правда?

Спустя десять минут выхожу из этого магазина с двумя пакетами овсяного печенья, отобранного для меня любовно и исключительно в перчатках. С собой под мышкой тащу огромную коробку кексов, которую мне дали в подарок, чтобы загладить недавнее недоразумение. Адреналин в крови бурлит так, что даже вены на руках, и те вздулись. Или это от приятной усталости за день и от тяжёлого веса моей ноши?

— Да что ж ты тащишь все одна? А-ну давай, помогу! Не женское это дело, такие тяжести носить! Совсем молодая, рожать же еще! — спохватывается таксист, вскакивая со своего места и перехватывая у меня коробки и пакеты на ходу. — Студентка, небось? На каникулы к родным? — спрашивает он, чтобы поддержать беседу, пока запихивает большие коробки в багажник, а пакеты с печеньем — на сиденье рядом со мной.

— Угу, студентка. Да, рожать. Спасибо большое, — киваю я, уже не споря, успев привыкнуть к типичной реакции старшего поколения. Сейчас мне даже нравится пускать им пыль в глаза, как будто я веду свою игру, словно отгородившись маской той, кем не являюсь, не подпускаю их близко к себе, устав доказывать что-то и спорить.

Ведь это так удобно — выдавать себя за кого-то другого. Как будто превращаешься в незнакомца и получаешь шанс прожить еще одну жизнь — незнакомую, параллельную.

Никогда не разговаривайте с незнакомцами. Некоторые из них кажутся такими только на первый взгляд. И когда вы узнаете, кто скрывается за маской, жить по-прежнему уже не получится.

Глава 4. Никогда не раскрывайте чужие секреты

Мы снова сидим с Наташкой на скользком диване и поедаем пусть не испечённые мной, но добытые в честном бою кексики. Глаза у подруги заплаканные, лицо — опухшее, настроение — на нуле, в отличие от моего.

Из уважения к ее горю стараюсь слишком громко не смеяться и не искриться радостью. Миколаэ всё-таки высылают. Ему придётся уехать на три месяца на историческую родину, после чего он сможет вернуться назад, только если приведёт документы в порядок. Это и пугает Наташку больше всего. Она знает, что к любым формальностям ее почти муж относится крайне легкомысленно. А ещё переживает, что за три месяца Миколаэ заимеет пару новых жён. Мужчина он горячий, к одиночеству не привыкший.

— Наташ, это всего три месяца! Даже не полгода! Много жён не заимеешь, даже если сильно захочешь, — вовремя понимая, что все это звучит как шутка, становлюсь более серьезной. — Он вернётся. Если вы — семья, значит, он обязательно вернётся. Ты за ним соскучишься, он за тобой соскучится, а потом как встретитесь! — успокаивающе глажу ее по руке я. — И родите много детей, ещё целый выводок Алуничек-клубничек.