Никогда_не...

Комната, в которой я оказалась, кажется зеркальным близнецом той, где жил Артур и где остановилась я — большая, но не светлая, а погружённая в полумрак, с высокими двустворчатыми окнами, плотно занавешенными шторами, не пропускающими дневной свет. Не решаясь отодвинуть их — кто я такая, чтобы наводить здесь свои порядки, — включаю небольшой старый светильник, стоящий посредине круглого стола, крытого льняной скатертью с тяжелыми кистями.

Несмелый огонёк бросает тёплые отблески по стенам — ничего нового, обычное жилище, каких сотни в деревнях и сёлах. Пусть я видела их не так уж много, но за время поездок по умирающим городам и заброшенным посёлкам, где мы работали и делали снимки, многие из которых потом называли чернухой, я успела выучить эти атрибуты когда-то цветущей жизни: матерчатые ковры с оленятами в лесу или лебедями на пруду, постель, покрытая вязаными покрывалами и обязательно гора подушек под накидкой, от большой к маленькой. Ещё, конечно же, репродукции картин на стенах — незамысловатые пейзажи или какие-то счастливые, обязательно работающие в поле люди. В некоторых домах вместо таких картин висели иконы, в толстых деревянных рамках под пыльным стеклом. Из них грустно и трагически смотрели грустные и трагические святые, некоторые — почему-то в окружении пластмассовых роз. Ещё рядом обязательно должны висеть фотографии родственников и пришпиленные к коврам поздравительные открытки из самых дальних уголков бывшего Союза — как последний отпечаток и тень ушедшей навсегда жизни, в которой чувствуется легкая грусть и дух умершей эпохи. Неудивительно, что и чувства в таких местах всегда охватывают тяжёлые, гнетущие — но не сейчас.

Удивительно, что в комнате, где оставил меня Гордей Архипович, несмотря на сильный отпечаток прошлого не чувствуется ни подавленности, ни грусти. Атмосфера здесь скорее музейная, без следов запущения, хоть и понимаешь, что посторонним сюда вход запрещён.

Это место не для жизни, а для воспоминаний.

Поэтому мне… интересно. В ожидании хозяина дома я прохожусь вдоль старинного большого дивана, по углам обложенного вышитыми подушками — поднимаю одну и улыбаюсь. Несмотря на то, что ожидаю увидеть классику жанра — розы, вышитые крестиком, картинка меня удивляет. Это средневековый замок в окружении поющих ласточек. Вышивка сделала так искусно, что даже я, человек далекий от рукоделия не могу не залюбоваться. Положив подушку на место, прохожу мимо трельяжа — поверхность перед зеркалом покрыта вязаной салфеткой, на которой рядом со статуэткой балерины и стеклянных рыб с открытыми ртами, стоят какие-то флаконы. Неужели духи? Еще и выглядят как винтажные раритеты. Видимо, какие-то копии или фигурки, поставленные для красоты, как и несколько старинных резных шкатулочек.

Продолжая изучать комнату, дотрагиваюсь рукой к железной спинке кровати — конечно же, ее украшает набалдашник, но краска на нем не облупленная, за мебелью здесь тщательно ухаживают. Интересно, много ли людей имеют допуск сюда? И кто поддерживает комнату в чистоте? Уж не сам ли Гордей Архипович?

С этой мыслью приближаюсь к большому фотопортрету в рамке, висящему над старой этажеркой — черно-белая фотография в традиционном, немного странноватом для современного человека стиле. На фоне искусственной пальмы, кресла-качалки и деревянной игрушечной лошадки — мужчина и женщина, молодые, одетые по моде то ли пятидесятых, то ли ранних шестидесятых — в наших краях эти десятилетия почти не различаются и сливаются для меня в одно сплошное пятно. Одинаковые цветастые платья с тонкими поясками, белые носочки, темные сандалии или туфли на ремешке, рукава-фонарики, косы веночком вокруг головы у девушек и широкие брюки, рубашки с отложенными воротничками и подрезанными рукавами у парней, иногда ещё хулиганские кепи или картузы.

Здесь же все немного по-другому — особенно привлекает внимание женщина. Несмотря на платье в цветок, носочки и трикотажную кофту, которую она держит, перекинув через локоть, у неё на голове… завивка и игривая шляпка. Наклоняясь ближе, вижу, что волосы специально уложены под шляпку крупными локонами и не могу сдержаться, чтобы не присвистнуть.

Что ещё за фифа? Точно не местная. И настоящая модница — у нас таких не жаловали. Продолжая присматриваться, отмечаю многие детали, которые в те времена могли показаться скандальными: подведённые глаза, накрашенные губы — черно- белый снимок скрывает цвет помады, но даже спустя столько лет она выглядит густой и темной. А значит… о какой скандал — это могла быть самая настоящая красная помада, которой красились только актриски, певички и другие заезжие вертихвостки. На запястье — настоящие механические часики, на ногтях — маникюр. Ловлю себя на том, что посмеиваюсь, представляя, как ее могли назвать здесь — только лентяйкой. Хорошей работящей женщине некогда маникюры наводить да букли под шляпку накручивать. Да и, вообще, кто тут нас эти шляпки носил? Только паны и недобитые большевиками буржуйки. А эта ещё и мушку над губой нарисовала, бесстыдница.