Я пытаюсь отыскать мою незнакомку среди длинной шеренги выпускниц, выстроившихся на сцене в ожидании официальной части торжества со всеми ее нуднейшими напутствиями. Но розово-коралловых платьев вижу как минимум с десяток — видимо, сейчас это тренд сезона. По крайней мере, пять девочек из замеченных мной — крашеные блондинки с завитыми на калифорнийский манер локонами, и ещё у нескольких в волосах цветные пряди.
Да что же это такое! Настоящее царство двойников! Этого я не могла понять, ещё живя здесь и будучи школьницей — почему едва что-то входило в моду, как его начинали носить все? Отличаться и оригинальничать в наших краях всегда было легче легкого — просто не надевать то, что популярно. Видимо, за прошедшее время эта привычка никуда не делась, только слегка изменилась в угоду новой эпохе.
Эмель и Наташа, сидящие рядом со мной в первом ряду, активно обсуждают цвета и фасоны платьев, параллельно интересуясь моим мнением.
— Только не покупайте коралловое, — все, что могу им сказать по этому поводу. — Понаблюдайте, какой цвет будет самым модным через год, и выберите противоположный, чтобы ярче смотрелся на контрасте. Точно не прогадаете.
Эмелька внимательно смотрит на меня, прикидывая что-то в голове, Наташка же снова возмущённо фыркает. Для неё пойти вопреки модным тенденциям — это ни с чем несравнимая глупость, и мне она прощается только потому, что я ее подруга.
На сцене новая директриса обращается с благодарственной речью к депутатам горсовета, воспевая им дифирамбы таким елейным голосом, что во рту у меня становится до противного сладко. Коньяк в стаканчике помогает справиться с вызывающей пошлостью происходящего. Потягивая напиток, вспоминаю, что «мою» незнакомку можно вычислить ещё и по следам опьянения, и по потёкшему макияжу — но, сколько бы ни всматривалась в выпускниц, не могу заметить, чтобы какая-то из них слишком сильно выделялась.
Яркая иллюминация, освещающая сцену, бьет прямо в лица вчерашним ученикам, превращая их в застывшие маски. Никому не идёт такой резкий искусственный свет, а уж в сочетании с ядовитым ярко-розовым задником (да что ж такое, опять этот розовый!) — так и подавно.
В итоге, молоденькие девочки похожи на застывших размалёванных манекенов, даже те из них, кто не слишком накрашен. На тех же, над кем потрудились в салонах красоты, просто жалко смотреть — сквозь слой грима щеках и лбу у них начинает проступать пот, и макияж течёт у каждой второй. Некоторые поправляют его платочками, некоторые, пытаясь исправить ситуацию, делают только хуже, щедро размазывая краску.
Удивляясь, почему девчонки под софиты, которые и без того сильно греют, еще и в жаркую июньскую ночь предпочитают делать тяжёлый студийный мейк, наклоняюсь к Эмель и говорю:
— И не надо сильно краситься. Посмотри, как им там, бедным, тяжело — словно в бане. Легкий тон, пудра, тушь, помада — этого тебе хватит. И побольше матирующих салфеток. Поняла? И будешь как бархатный персик среди поплывших лиц.
Эмель внимательно слушая, кивает, и даже что-то записывает в заметки телефона. Я же вновь пытаюсь вычислить ту, в которой сойдутся признаки моей незнакомки из курилки — и понимаю, что точно не могу выбрать ни одной. Вот если бы мне удалось услышать ее голос…
Но ученицы, все как одна, молчат, лишь некоторые обмахиваются платочками в потеках туши, пока директриса заканчивает речь, приглашая к микрофону местных богов — спонсоров и депутатов.
Продолжая внимательно наблюдать за происходящим, ловлю себя на мысли, насколько невзрачными смотрятся на сцене депутаты и мальчишки-выпускники рядом с наряженными в яркие цвета девушками и женщинами. На главе школы — малинового цвета костюм, на завуче и ее заместителях — белые блузы и яркие юбки. Настоящее женское царство, где депутатам, отцам, учителям-мужчинам отводится такая же роль, как и парням-старшеклассникам — стоять на заднем плане и оттенять своей серостью великолепие пышных платьев и юбок. Замечаю типичное выражение «Ладно, потреплю, мама просила, и бабушка тоже» на лицах стоящих за спинами одноклассниц мальчиков-подростков. Все они одеты в почти одинаковые костюмы, которые ненавидят, и галстуки, которые только и мечтают снять в такую жару. Стоят, молчат и терпят, терпят.
Мне становится неприятно от этой вымученности и я снова делаю глоток коньячного кофе. Не люблю терпил, вечно извиняющихся и старающихся всем угодить. Ни девчонок, ни мальчишек. Из таких потом вырастают те самые зомби, которые и сами жить не могут, и другим не дают — только уныло ноют и иногда скалят зубы на тех, кто делает по-другому. Отказывая себе в мало-мальской свободе, они на дух не переносят тех, для которых то, что у них в дефиците, вполне естественно.