— Поднимайся, — говорит она, оглядываясь по сторонам. — Быстрее.
Я качаю головой.
— Не могу. Чарли не говорила.
Она со смехом тянет меня за руку.
— Чарли говорит
Я обнимаю её и начинаю плавно покачиваться, что наверняка стало для неё неожиданностью. Девушка поднимает голову, всё ещё сжимая в кулаках мою рубашку.
— Можно мы уже уйдём?
Я качаю головой.
— Силас говорит «танцуй».
Её брови сводятся к переносице.
— Ты же не серьезно?!
На улице собралось несколько зрителей, и те начали нас фотографировать. Не мне их винить. Я бы тоже фотографировал идиота, который добровольно уселся в лужу. Я убираю руки Чарли с рубашки и заставляю взять меня за ладони, чтобы танцевать под несуществующую музыку. Поначалу она была словно деревянной, но затем веселье превозмогло над стыдом. И вот мы танцуем по Бурбон-стрит, врезаясь в людей. И всё это время девушка беззаботно хохочет.
Через пару минут мы находим проём в толпе. Я перестаю её кружить и прижимаю к груди, медленно качаясь взад-вперед. Она поднимает взгляд и качает головой.
— Ты сумасшедший, Силас Нэш.
Я киваю.
— Отлично. За это ты меня и любишь.
Её улыбка тает, и я останавливаюсь. Чарли опускает ладонь на моё сердце и смотрит на неё. Я знаю, что она не чувствует сердцебиения. Оно больше похоже на барабанный бой во время марша. Мы снова встречаемся взглядами. Чарли приоткрывает губы и шепчет:
— Чарли говорит… «поцелуй Чарли».
Я бы поцеловал её даже без этой команды. Запутываюсь рукой в её волосах за секунду до того, как наши губы соприкасаются. Когда она их приоткрывает, меня охватывает впечатление, что эта девушка пробила дыру в моей груди и сжимает в кулаке моё сердце. Это больно и приятно одновременно; прекрасно и ужасно. Мне хочется, чтобы так было вечно, но если поцелуй продлится ещё хоть секунду, у меня закончится воздух. Я скольжу рукой вокруг её талии, и девушка тихо стонет. «
Единственная мысль, которая в данный момент крутится в моей голове, это стойкая уверенность, что судьба
Мы на секунду разъединяемся, когда в нас врезается какой-то прохожий. Хоть наши губы больше не соприкасаются, нужно время, чтобы освободиться от нахлынувших на нас чувств. До меня вновь начинает доноситься музыка из открытых магазинчиков. Свет, люди, смех, — все внешние факторы, которые отсутствовали в течение тех десяти секунд нашего поцелуя, начали вновь возвращаться. Солнце заходит, сумерки превращают улицу из одного мира в другой. Больше всего мне хочется увезти Чарли. Но ни один из нас не может даже пошевелиться. Моя рука словно потяжелела на десять килограмм, когда я тянусь за её ладонью. Девушка переплетается со мной пальцами, и мы молча направляемся к парковке.
За всю дорогу мы не произносим ни слова. Усевшись в машине, я жду пару секунд, прежде чем завести двигатель. Всё кажется слишком тяжелым. Я не хочу садиться за руль, пока мы не выскажем друг другу всё, что нужно. Подобные поцелуи нельзя просто так игнорировать.
— Что теперь? — спрашивает Чарли, глядя в окно.
Я наблюдаю за ней, но она не оборачивается, словно окаменела. Замерла во времени между прошлым поцелуем и следующим.
Я пристёгиваю ремень и завожу машину. «
— Нужно вернуться домой и хорошенько выспаться, — говорю я. — И оставить записки на случай… — я умолкаю.
Чарли пристёгивается.
— На случай, если родственных душ не бывает, — заканчивает она.
11 — Чарли
Во время нашей поездки домой к Силасу я обдумываю всё, что мы узнали за сегодняшний день. Думаю об отце, и что он нехороший человек. Часть меня боится, что это могло передаться мне по наследству. Я достаточно прочла о своём прошлом, чтобы знать, что я плохо относилась к людям. Включая Силаса. Остаётся надеяться, что та, кем я стала — результат внешних факторов, а не что я такая от рождения. Мстительная, изменчивая пустышка.
Открываю рюкзак и берусь за чтение записок, пока Силас ведёт машину. Нахожу информацию о документах, которые он украл у своего отца, и его подозрения, что они могут засадить моего папочку в тюрьму. С чего бы Силасу красть их у своего папы? Если Бретт виновен, что, мне кажется, правда, то зачем скрывать эти документы?
— Как думаешь, почему ты украл документы у своего отца? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Не знаю. Единственное, что приходит в голову, я спрятал их, потому что сочувствовал тебе. Вдруг я не хотел продлять срок заключения твоего папы? Это разбило бы тебе сердце.
Звучит вполне в стиле Силаса.
— Они всё ещё в твоей комнате?
Он кивает.
— Думаю, да. По-моему я где-то читал, что хранил их у кровати.
— Когда вернёмся к тебе, ты должен вернуть их отцу.