Никогда Никогда

— Туда нам и надо, так? Церковь всегда помогает людям… — я умолкаю.

— Да. Людям, а не пришельцам. А поскольку мы…

Я снова его бью. Когда он начнет воспринимать все всерьез?

— Что, если мы ангелы, которые должны всем помогать, и нам дали эти тела, чтобы исполнить свою миссию?

Он вздыхает:

— Ты сама слышишь, что говоришь?

Мы доходим до дверей, которые, по иронии судьбы, закрыты.

— Ладно. — я поворачиваюсь: — Каковы твои предположения? Что с нами произошло? Мы стукнулись головами и потеряли память? Или съели что-то неудачное?! — Спешно спускаюсь по ступенькам.

— Эй! Эй! — кричит Сайлас. — Тебе запрещено на меня злиться! Это не моя вина. — Он бежит за мной.

— Откуда такая уверенность? Мы ничего не знаем, Сайлас! Может, это ты во всем виноват!

Мы стоим у лестницы и испепеляем друг друга взглядами.

— Может, и так. Но что бы я ни сделал, ты тоже на это пошла. Если ты не заметила, мы с тобой оба в это встряли.

Я сжимаю кулаки, делаю глубокий вдох и сосредоточиваюсь на церкви, пока глаза не начинают слезиться.

— Слушай! — Сайлас делает шаг в мою сторону. — Прости, что шутил. Я хочу все понять не меньше тебя. Какие еще идеи?

Я закрываю глаза.

— Сказки. Кто-то всегда оказывается проклят. Чтобы разрушить заклятье, он должен что-то узнать о себе… и…

— Что?

Я вижу, что он пытается воспринимать меня серьезно, но это только больше злит.

— Дальше — поцелуй…

Парень ухмыляется:

— Поцелуй, значит? Я никогда ни с кем не целовался.

— Сайлас!

— Что?! Если я не помню, это не в счет!

Я скрещиваю руки на груди и наблюдаю, как уличный музыкант поднимает скрипку. Он помнит первый раз, когда взял ее в руки, свои первые ноты, кто ее подарил. Я завидую его воспоминаниям.

— Я буду серьезен, Чарли. Прости.

Кошусь на Сайласа. Он искренне сожалеет — руки в карманах, голова опущена, будто стала слишком тяжелой.

— Так что, по-твоему, мы должны сделать? Поцеловаться?

Я пожимаю плечами:

— Попытка не пытка, так?

— Ты говорила, что, по сказкам, герой должен сначала что-то узнать…

— Да. Например, Спящая красавица нуждалась в ком-то храбром, чтобы разбудить ее поцелуем и снять проклятье. Белоснежку вернул к жизни поцелуй истинной любви. Ариэль должна была поцеловаться с Эриком, чтобы разрушить заклятие морской ведьмы.

Он приободряется.

— Это мультики. Ты помнишь, как смотрела их?

— Нет, но я помню суть. Мистер Дитсон обсуждал сегодня сказки на уроке английского. Тогда мне и пришла эта идея.

Мы идем к музыканту, играющему нечто медленное и грустное.

— Похоже, разрушение заклятия по большей части лежит на парне, — размышляет Сайлас. — Он должен что-то значить для героини.

— Да… — мой голос затихает, и мы останавливаемся послушать музыку. Хотела бы я знать эту песню. Звучит знакомо, но я не могу ее вспомнить.

— Есть одна девочка, — тихо начинаю я. — Я хочу поговорить с ней… возможно, она что-то знает. Некоторые звали ее Креветкой.

Сайлас хмурится:

— В смысле? Кто она?

— Не знаю. Она была со мной на нескольких уроках. Это просто интуиция.

Мы стоим среди группки туристов, и Сайлас тянется за моей рукой. Впервые мне не хочется ее отдернуть. Я позволяю его теплым пальцам переплестись с моими. Свободной рукой он фотографирует скрипача.

— Чтобы запомнить первый раз, когда я взял тебя за руку.

12. Сайлас

Мы прошли два квартала, а она до сих пор не отпустила мою руку. Может, ей нравится держаться за меня, а может, Бурбон-стрит немного… ну…

— О боги! — Чарли обращается ко мне. Сжимает мою кофту в кулаке и упирается лбом мне в предплечье. — Этот парень только что оголился передо мной. — она прыскает от смеха. — Сайлас, я впервые увидела пенис!

Я смеюсь, продолжая вести ее через поддатую толпу. Через несколько минут Чарли снова веселится. Мы подходим к большой группе полуголых воинственных мужчин. На их шеях висят украшения из бисера. Все они смеются и кричат людям на балконах. Чарли сжимает мою руку, пока мы успешно пытаемся их обойти. Вскоре она расслабляется и увеличивает расстояние между нами.

— Что это за украшения? Зачем кому-то тратить деньги на такую безвкусицу?

— Это часть Марди Грасской традиции, — говорю я. — Я читал об этом, когда искал Бурбон-стрит. Начиналось все с празднования в честь последнего вторника перед Великим постом, но затем это переросло в круглогодичное развлечение. — Я прижимаю ее к себе и указываю на тротуар. Чарли обходит лужу блевотины.

— Я голодна.

— Чья-то рвота пробудила в тебе аппетит? — смеюсь я.

— Нет, она навела на мысли о еде, и тут уж заурчал мой желудок. Накорми меня. — Она указывает на ресторан. Вывеска горит красным неоном. — Давай пойдем туда.

Чарли понеслась вперед, ведя меня за руку. Я опускаю глаза на телефон и следую за ней. У меня три пропущенных вызова. Один от тренера, другой от брата и один от мамы.

Я впервые думаю о ней. Интересно, какая она? И почему мы до сих пор не встретились?

Чарли останавливается, чтобы пропустить машину, и я врезаюсь ей в спину, случайно ударив ее подбородком. Она хватается за ушибленную голову:

— Ай!

Я потираю челюсть и смотрю, как она убирает волосы вперед. Подмечаю намек на тату, выглядывающее из-под футболки.