Я смотрю в сторону, искаженный мир вращается передо мной. Желудочный сок подкатывает к горлу, чувствуется привкус горькой кислоты. Я не вижу Маркуса, но слышу, как он движется. Медленно поднимаю голову.
Вижу его в другом конце комнаты, он согнулся над комодом. Он переоделся в камуфляжную куртку. Раньше я не видела ее. Маркус сейчас похож на охотника.
Меня бросает в дрожь, мышцы сжимаются, когда я дергаюсь и вращаю запястьями. Все бесполезно. Нож под подушкой. Я поднимаю руки. Слишком поздно: он поворачивается ко мне.
– Очнулась.
Он идет к кровати, а я отталкиваюсь связанными ногами от матраса, поднимаюсь с помощью пресса, прижимаюсь спиной к изголовью. Из-за кляпа мне тяжело дышать, и я быстро втягиваю воздух носом. Я его ударю. Подниму ноги и ударю его в живот. Буду бить руками, как булавой. Воткну пальцы ему в глаза.
Он останавливается у кровати, забрасывает футболки в спортивную сумку. У него не было сумки, когда мы приехали, – у него был чемодан. Сумка защитного цвета, похожа на туристическую. Сейчас он стоит у стенного шкафа, снимает рубашки с плечиков, аккуратно укладывает их в сумку.
Что он задумал? Он не выглядит злым, даже не выглядит расстроенным, движется ловко и сосредоточенно. Никакой суеты.
Он не убил меня. Мог бы, но еще не сделал этого. Это должно что-то значить. Он возьмет меня с собой? Как пленницу? Я прислушиваюсь, не звучат ли сирены, но за окном лишь шумит ветер.
Теперь он в ванной. Я тянусь за ножом, шарю пальцами под подушкой. Куда он подевался? Маркус выходит из ванной. Я кладу руки перед собой. Он подходит к кровати со своим набором для бритья, расстегивает его, вынимает емкость с таблетками и выбивает их оттуда пальцем. Считает. Смотрит на стакан воды, затем мне в глаза.
– Собиралась усыпить меня, как Эндрю.
Я мычу под лентой, протягиваю руки в знак мольбы, затем показываю на свой рот, умоляю его глазами: «Сними скотч! Дай мне сказать, пожалуйста! Я смогу объяснить!»
Он бросает набор в сумку.
– Мы оба знаем: если я сниму ленту, ты начнешь визжать.
Маркус все еще думает, что дети в доме. Он не проверил спальни, вот почему он так неторопливо двигается. Думает, что у него еще есть время. Что он будет делать, если услышит сирены?
Он засовывает руку в карман, что-то звенит, когда он ее вынимает. Ключи. Он садится на корточки напротив сундука. Я могу видеть только верх его бейсболки, но слышу щелчок предохранителя, и голова моя идет кругом. Он встает, у него в руках пистолет.
Я сильнее прижимаюсь к изголовью, держу руки перед собой. Трясу головой, издаю животные звуки, пытаясь отдышаться.
Не глядя на меня, он кладет пистолет в карман, потом снова наклоняется и еще что-то вытаскивает из сундука. Это фотоальбом с белой атласной обложкой.
– Элизабет любила этот дом. – Он медленно листает альбом. – Мы ездили сюда почти каждые выходные. – Он прикасается к одному из фото чуть ли не с трепетом, его рука скользит по поверхности. – Я слышал, что женщины начинают сиять во время беременности, и я всегда думал, что это миф, но когда мы узнали, что она наконец забеременела, она словно вспыхнула сотнями свечей.
Элизабет была беременна? Нет, как это могло случиться? Об этом не писали в газетах, ничего подобного не всплыло на суде. Полиция не знала?
– Я не говорил, что она была на третьем месяце. Возможно, его тогда посадили бы на более длительный срок. – Он отправляет альбом обратно в сундук, закрывает крышку и кладет сверху руку. – Ее прах находится здесь, вместе с ее свадебным платьем, с пинетками, которые она купила для ребенка, – розовыми. Она была уверена, что это будет девочка. – Он смотрит на меня. – Меня известили, когда освободился Эндрю. Я не собирался пристрелить его сразу, как только он вышел из тюрьмы, – слишком легкая смерть. Он должен был прочувствовать, чтобы все стало на свои места: свобода, семья, – а потом я собирался все это отнять.
Маркус пристально смотрит мне в лицо, радуясь при виде моих слез. Он наслаждается, раскрывая свой продуманный план, восхищается своей гениальностью.
– Ты мне все рассказала. Ты рассказала мне о своем браке, и я это использовал. Ты даже позволила мне подсмотреть пароль сигнализации. Письма Софи мне рассказали еще больше. Ты знаешь, она хранила их у себя под комодом.
Он обыскал каждый дюйм моего дома. Маркус знал все о моей дочери, о нашем доме, обо всех ящиках и углах. И это я впустила его.
– Я наблюдал за ним в Виктории, как он жил день за днем, как веселился с парнями со своей работы, как наслаждался
Меня уже не беспокоит то, что я связана: эта правда стягивает меня сильнее, чем скотч. Все это время, все эти месяцы и дни он планировал убить меня и Софи. Я откидываюсь назад, придя в себя от этого удара, от этой информации. Меня снова трясет, меня охватывает безудержная паника.