И вот соседка Анны Григорьевны едва не спустила меня с лестницы. Ничего не понимаю. Что я такого сказала? Спросила, на каком кладбище тетушку похоронили.
И что теперь делать, попытать счастья у вторых соседей?
Квартир на площадке располагалось три. Дверь Лелькиной «тетушки» опечатана, так что, если на меня вновь набросятся с непонятными обвинениями, я — в самом худшем случае — окажусь в том же тупике, что и с самого начала.
Хотя нет, пожалуй, не совсем. Почему эта мегера вопила про какие-то деньги? Просто от дурного характера? Ладно, хуже точно не будет.
Ф-ф-фу! Я собралась с духом и позвонила в квартиру справа.
Дверь приоткрылась, явив фрагмент персоны явно мужского пола:
— Что вам угодно? — ну, слава Богу, с мужиками все-таки проще разговаривать.
— Извините, что беспокою, мне только нужно кое-что узнать, а ваша соседка...
— Надька, что ли? — мужчина махнул рукой, дескать, с больных не спрашивают. — Так что вы хотели узнать?
— Понимаете, я племянница Анны Григорьевны...
— Погодите, это вам не со мной надо разговаривать, — он отвернулся от двери. — Мам! Тут к тебе девушка пришла, племянница Анны Григорьевны, ее Надька чуть с лестницы не спустила.
На пороге появилась старушка… нет, не старушка, просто пожилая женщина, но удивительно — в таком возрасте и такая осанка. Поистине королевская. Женщина окинула меня взглядом — или даже взором? — вроде бы доброжелательным, но я сразу почувствовала себя школьницей, которую вызвали к завучу.
— Племянница? — она скептически поджала губы. — Ну, заходи, племянница. А на Надьку не обижайся, она третьего мужа выгнала, теперь на всех бросается. Видно, решила, что вы на Анютину квартиру претендуете. Квартира-то райисполкомовская, записана не на Анюту, а на мужа ее покойного, инвалид войны был. Вот Надька и рассчитывает, что ее сыночку достанется, а то, пока он с матерью живет, у нее ни один муж не удерживается. Да вы раздевайтесь и проходите, что ж на пороге разговаривать. Меня зовут Полина Владимировна.
Меня усадили на маленькой уютной кухне под солнечно-желтыми занавесочками, угостили великолепным чаем… и тут мне стало ясно, что врать под таким взглядом я просто не смогу.
А, была не была!
— Вообще-то племянница не я, а моя подруга, но она сейчас работает с утра до ночи, а я посвободнее, вот и пытаюсь что-то выяснить.
— Слушаю вас, — она ободряюще улыбнулась. — Только мне казалось, что у Анюты был племянник, а не племянница.
— Дело в том, что Лелька, Элеонора, ну, которая на самом деле племянница, Анну Григорьевну в жизни ни разу не видела. А тут присылают это завещание, и она, понимаете...
— Понимаю, она удивилась.
— Не то слово! Спросила у матери, что за тетушка, та только рукой махнула, вроде была у Лелькиного отца какая-то странная сестрица, от нее, мол, всего можно ожидать.
— И что же она хочет узнать?
— Да ничего особенного. Просто... Ну, понимаете, пусть даже никогда не встречались, но дом-то она Лельке оставила, так хоть узнать, где схоронили, а то как-то не по-людски получается, правда?
— Ну хорошо. Ее не похоронили, а кремировали. Что касается урны, это вам лучше в больнице поинтересоваться, я просто не в курсе.
— А почему вы сказали, что у Анны Григорьевны был племянник, а не племянница?
— Я, должно быть, ошиблась. Просто создавалось такое впечатление. Может, она когда-то обмолвилась… — Полина Владимировна вновь окинула меня взором, как бы оценивая, стоит мне что-то рассказывать, или нет, и после небольшой паузы продолжила. — Хотя она скрытная была, словечка про свои дела не скажет. Так что это лишь мои предположения. С год назад, прошлым летом, заходили к ней двое. Один серьезный такой мужчина, на Коленьку моего похож, что дверь вам открыл, — по описанию «серьезный мужчина» походил на Жору. — А второй пониже, хлипкий такой. Я, признаться, подумала, что адвокат.
— Почему адвокат?
— Мне Анюта перед этим звонила, спрашивала, надо ли свидетелям завещание подписывать. Я, видно, потому и подумала, что вот и племянник явился за наследством. С адвокатом. А на самом-то деле она, может, и сама адвоката пригласила, раз завещание хотела оформить. Тогда может, второй-то нотариус был? Вот только вид у него какой-то... непохожий на юриста, скорее уж, мастеровой... Да… И деньги у нее тогда появились...
— В каком смысле?
— Ну… вкусности всякие покупать начала, недешевые, меня все на чай зазывала… телевизор новый, к зиме шубу справила, сапоги. Откуда? При ее-то пенсии... Вот я и подумала, что, наверное, родственник какой нашелся небедный. Если же сама адвоката вызывала, с чего бы деньгам появиться.
— Полина Владимировна, а в какой больнице она... — черт, как бы помягче выразиться, не спросишь ведь «где умерла».
— В первой городской, в кардиологии, знаете, где это?
— Да, спасибо вам большое.
Мне показалось, что Полина Владимировна смотрит мне вслед не то с подозрением, не то с неодобрением.