Николь. Душа для Демона

Я вежливо склонилась под удивленным взглядом старика. Это часть моей защиты. После приезда Эйдана на меня накатила паника, и я потребовала у Тахира рассказать все, что он знал. Увы, ничего особо нового я не услышала. После недолгих размышлений попросила его представлять меня экономкой. Хотя заметила, что Тахир периодически сбивается с нашей легенды и оговаривается, называя меня хозяйкой дома. Не скрою, у меня ни разу не возникло желания его поправить, ведь от подобных слов по сердцу разливалось странное тепло.

Старик не то от удивления, не то от смеха закашлялся, и мне отчетливо послышалось спрятанное в мокрых лающих звуках: «Дурень».

– Чаем напои вначале, а уж потом мудростью своей потчуй, а то больно кислая…

– Николь, это Касагиру.

Старик хрипло рассмеялся и провел нас в дом.

Тахир уселся в кресло, а Касагиру начал хозяйничать у круглой печки, гремя чайником и чашками.

Я же ходила вдоль стен, увешанных странными приборами, вдоль столов, заставленными необычными механизмами, похожими на часы. Видимо, это все связано с таинственной работой смотрителя севера.

А у мужчин шел свой немногосложный разговор. Видно было, что они понимают друг друга с полуслова. Речь шла о вырубке на восточном склоне Джисьи, о ветре, о надвигающемся циклоне, о передвижении стад к местам зимовки. О надежде, что травы, посеянные нынче на горных склонах, ранней весной проснутся в полную мощь. О будущих снегопадах и о горах, своенравных и могучих… И тут я замерла, удивленная непривычным мне словосочетанием, и вслушалась:

– Джисья давно не вздыхала, не к добру…

– Еще месяц назад запустил работы по укреплению восточной шахты, – в ответ кивал Тахир.

– Правый склон Джосьи частенько стал разминаться и плакать…

– Слышал, потому аквариловую выработку на всякий случай закрыл…

И все в таком духе, будто вокруг не горы, а спящие каменные боги. Сестры Джисья и Джосья, и чуть далее отец их, могучий Джонкон. То ворочаются горы и вздыхают, то всхрапывают и кашляют, а иногда ворчливо отряхиваются от тяжелых пластов снега.

Я стояла наверняка с глуповатой улыбкой. Как же во мне отзывалось вот такое отношение к природе – словно к живой, своенравной и по-своему доброй.

– А где Лито? – спросил Тахир, когда мужчины обсудили все новости.

– Скоро придет, в лес вышел прогуляться, ноги размять.

Старик неловко поставил дымящиеся чашки на стол, уселся на трехногий табурет и задумчиво погладил замасленный край стола.

Тахир сощурился, а потом медленно кивнул головой и поднялся открыть дверь на скребущиеся звуки наших зверей.

В дом ввалились дымящийся Бес и довольная Ния. Она носом подтолкнула малыша к шкуре у печки. Тот, пьяно шатаясь, проковылял до теплого места и без сил свалился, сверкая распахнутой от удовольствия пастью. Зевнул и тут же уснул, неаккуратно разбросав толстые лапы. До меня долетело его состояние полного безбрежного счастья. Ния для порядка еще раз лизнула Беса, а потом подошла к Касагиру и положила голову тому на колени.

– Молодец, девочка, все правильно сделала, – пробормотал старик и погладил Нию между ушей.

Я с любопытством поглядывала на них, догадываясь, что большая часть общения идет без слов. Похоже, старик с самого начала попросил Нию принять Беса и позаботиться о нем.

Судя по повисшему между мужчинами напряжению, вопрос про Лито нес особый смысл, который мне был неизвестен, но я тактично молчала.

– На следующей неделе Нию сможешь дать? – прервал затянувшееся молчание Тахир.

Касагиру понятливо крякнул и кивнул:

– Мелочь будешь наставлять? Она только рада будет, я-то уже давно не могу лук натянуть. – Он был явно рад смене темы беседы, и даже оживился. – Погоняй мою девочку, пусть свои старые кости растрясет.

Касагиру поднялся с табуретки, кряхтя, подошел к печке. Намотал на руки полотенца и вытащил котелок – комната сразу заполнилась ароматами запеченной картошки с луком.

Мы долго просидели у смотрителя севера. Касагиру рассказывал истории, которые заставляли меня смеяться. Бес спал у печки без задних ног. Тахир то присоединялся к беседе, то мрачно смотрел в окно. Когда отяжелевшее солнце залило через окно комнату желтыми лучами, он резко встал и сказал:

– Нам пора.

***

Николь кидала снежки в Беса, а тот пытался не то увернуться, не то цапнуть летящие снаряды. Невообразимым женским чутьем она поняла, что мужчинам нужно поговорить наедине, быстро распрощалась и убежала вперед.

Ее тонкая фигура в сиянии низких солнечных лучей на фоне крутой черной скалы манила какой-то первородной силой. Рядом с ней Тахир казался себе пробудившимся ото сна. Улыбка Николь сверкала, щеки горели от быстрых движений. А ее голубые глаза на исхудавшем лице отражали все, что он так любил: чистое горное небо и сияющие вершины.

– Нэнка?