Откупорив с Теслой бутылку токайского, он делался малодушным. Закрывал глаза, чтобы понять, как глубоко может погрузиться в пьянство, словно несясь на санках по склону, который становится все более пологим. После этого произносил:
— Я промотал всю жизнь.
— Нет, — возражал его друг. — Ты просто не заметил, как стал серьезным человеком.
Похоже, само тело Антала восстало против того, что душа отказывалась замечать.
Тесла предупредил его, как предупредили его самого, когда он в Граце заигрался в карты:
— Притормози!
Той весной Вестингауз готовился к решающей схватке с Эдисоном. Он прижал автора своего двухфазного мотора:
— Никола, на их цирковые представления вы должны ответить собственным научным представлением!
Никола знал, что должен. Он задрал подбородок, глубоко вздохнул и увидел золотую тропу. Он решил поступить так, как никто никогда не поступал. Дабы опровергнуть утверждение Эдисона, что «переменный ток убивает», он решил пропустить ураганный ток сквозь себя.
— Думаешь, выживу? — спросил он Сигети.
Глаза Сигети из безобидно-голубых стали отсутствующими, почти страшными. Но все же он улыбнулся:
— Выживешь. Ты выживешь!
Его разбудила неизвестная женщина, позвонившая от портье. Как только он спустился, его окатила волна парфюма. Она обожгла его горящими глазами:
— Прошу вас, мистер Тесла, пойдите со мной.
— Но кто вы?
— Скорее! — произнесла она, не слушая Теслу.
Впервые он вошел в такое место. Две голые курвы играли воздушным шариком, отбрасывая его то кончиком носа, то пальцами ног. Помещение изнутри было белым. Пахло духами, ленивой женственностью и ложной роскошью. Курвы, кружившиеся вокруг в неглиже, казались Тесле прекрасными привидениями. Тупо смотрели их накрашенные глаза Одна из них сказала:
— Он наверху.
Стуча каблуками, он взбежал по лестнице.
Это был не Антал. Это была бледная кукла.
Рядом с куклой сидела девочка с подведенными глазами. Тесла и доктор велели ей выйти.
— Как он? — спросил Тесла.
— Пока не знаю, — вздохнул лысый доктор.
Тело тайком вынесли из борделя на Двадцать девятой улице и перенесли в больницу, чтобы записать в свидетельстве о смерти приличный адрес.
Подозревали убийство.
Тесла нервозно ожидал результатов вскрытия.
— Разрыв аневризмы, — объяснил доктор после аутопсии. — Ничего нельзя было поделать. Он не успел ничего понять.
— Он подозревал о болезни? — спросил Тесла, припомнив настроения друга.
— Нет, — отрезал доктор, но тут же передумал: — Есть между небом и землей много вещей, которые нам не постичь.
В Будапеште Сигети заставил Теслу жить. А он не сумел заставить его. Он отправился на квартиру покойного, чтобы упаковать вещи и отослать их родственникам. Он шипел, как змея, и раздувал щеки. Ботинки Сигети стояли на простыне. Нож и кусок колбасы лежали на выглаженных брюках. Тесла был поражен, так как никогда не видел такой запущенной комнаты. На стене висела литография, изображающая румяного францисканца, протягивающего Марии пылающее сердце. У кровати лежал Достоевский в немецком переводе и растрепанная «Исповедь» Блаженного Августина.
В этой комнате Антал просыпался, задыхаясь в горячих простынях. Здесь с похмелья он пытался поймать порхающую моль. Здесь он босыми ногами ощущал холод монет, рассыпанных по полу. Здесь он вращал глазами цвета Плитвицких озер, размышляя, как расплатиться по счетам. И экстаз Пана каждое утро переходил в панику Пана.
— Каждый любит, чтобы ему хоть что-то прощали, — глухо повторял он.
Слава невероятно ускорила жизнь Теслы, невидимая рука устраняла с его пути ближних. Смерч унес Обадайю Брауна, Педди, Пространа, Сигети… Люди отдалялись и превращались в маски. Из-за большой скорости лики удлинялись и сливались в единое целое. Успех пропах бурей…
Он сидел в шлеме из прилизанных волос, бледный, как лотос, сцепив пальцы рук. То, что было источником тепла, опять превратилось в ледяную яму. Он почувствовал, что заболевает, вглядываясь в загадочное будущее, напоминающее ничто.
— Судьба, — с ужасом прошептал он.
Горло перехватило.
Осьминог сентиментальности стиснул его во влажных объятиях и сдавил многочисленными щупальцами. Он застонал и вытер слезы первым, что попало ему под руку. Это были чистые носки.
— Эх, Антал, Антал, — шептал он. Нос у него распух, и он спросил себя совершенно искренне: — По покойнику я плачу или по себе?
Теслу всегда радовали голубые глаза и нежность улыбки Сигети. Сколько раз они делились приступами беспричинного смеха и раскачивались, как тополя на ветру.
— Видишь, я могу тебя рассмешить в любой момент чем угодно, — хвастался Сигети.
Блудный Антал хотел стать священником. Он хотел словами любви обратить мир, как святой Франциск Ассизский в своих стихах:
51. Больше никогда
Все вокруг нас вращается, все движется, всюду энергия.
Наступил великий день.