Никола Тесла. Портрет среди масок

«Анна приказала выстроить ледяной дом.

Не знаю, где резали лед — на Неве или на финских озерах, — признался Никола Тесла, — но знаю, что блоки волокли на место неделями в ужасную стужу. Рабочие с топорами и архитекторы в париках толклись у растущих: стен. Завершение строительства прославили трубачи и гусляры. Инфернальный фейерверк озарил окна и башни. Купола, колонны, балюстрады, лестницы, люстры были изо льда. Слепые статуи были изо льда. Изо льда была и блистательная анфилада комнат».

Никола вздохнул:

«Анна приказала венчать придворных, слугу и служанку, и оставить их на первую брачную ночь в ледяном доме, на ледяной кровати».

Тень улыбки исчезла с лица Теслы. Насмешливые губы застыли. Бровь вздрогнула. Он продолжил весьма самокритично:

«В моем сне их лица стали нашими.

Постель жалила. Постель прилипала к нашим спинам.

С тихим потрескиванием умножались бесконечные блестки ледяного дома.

Мы смотрели в глаза друг другу и дрожали.

От страсти ли мы дрожали? Или это смерть сжимала нас своими алмазными пальцами?

Дом вдохновлял нас своим сверканием.

Мы дышали в унисон.

Мы выдыхали пар.

Прозрачная мебель была изо льда.

Кровать с балдахином была изо льда.

Мои простертые руки были синими.

Твои глаза были как серебряные жуки.

Твои волосы поседели от ледяной пыли.

Ты ответила мне улыбкой призрачной радости.

Я слышал треск свадебного фейерверка.

„Если языками человечьими и ангельскими говорю, а любви нет…“ — пели сопрано.

Мои волосы были полны ледяным прахом.

Снаружи замирали печальные трубачи.

Мне снилось, что я — слуга, а ты — служанка и что мы проводим ночь на кровати изо льда».

66. Пульс! Пульс!

Следуй моему совету и никогда не пытайся выдумать ничего, кроме счастья.

Герман Мелвилл

— Не могу никого любить и при этом не жалеть его, — заметила Кэтрин.

Где-то Никола уже это слышал.

— Почему? — спросил он, пытаясь припомнить.

— Потому что это человек. Потому что он умрет. Потому что, как и я, он тоже не знает, что такое жизнь.

В тот октябрьский полдень они встретились в редакции «Сенчури». Роберт встречался со вдовой Кастера, мемуары которой он готовил к печати. Никола проводил Кэтрин в Сентрал-парк.

— Прекрасный день, — сказала она. — Небо такое голубое, что я даже внутри заголубела.

Они шагали сквозь желтизну и румяна бабьего лета. Они чувствовали сладость воздуха, прелесть дыхания. Надменные велосипедисты катили по дорожкам парка. Под их резиновыми шинами шуршал гравий и лопались улитки. Белки резвились в кронах, гонялись друг за другом по веселым газонам. Порыв ветра засыпал дорожку желтыми и красными листьями.

— Эта прелестная скамья ждет нас, — показала Кэтрин.

Тесла обращался к Кэтрин с почти женской нежностью.

Он поднял палец:

— Посмотрите на белок.

Белка перед скамейкой сделала три плавных прыжка и замерла. Потом укрыла голову хвостом. Потом вслед за ловкой подружкой вскочила на дерево. Обе они, шустро виляя хвостами, скакали по тонким веткам.

— Ритмы. Ритмы, — бормотала Кэтрин.

Мир был пронизан солнцем. Солнце было в уголках их губ и глаз.

Черные и синие пятна сменяли друг друга на воде. Одни утки, треща клювами, питались у берега, другие спали на воде.

Невидимое пламя Гераклита обливало мир. И разве неопалимая купина Моисея не стала самым ярким символом этого мира?

«Пульс. Пульс», — повторяли отблески солнца на воде, трепеща на их ресницах.

Пчелы пели во славу создателя трепетаний.

Пчелы умеют прекрасно трепетать.

Наш ученый-мистик утопал в гипнотическом трепетании солнечного дня.

Пульс. Пульс.