Вот тут, похоже, репортер таки наступил великому изобретателю на любимую мозоль. Тесла вскочил с кресла, сбросив плед, его мертвенно-бледное лицо покрылось красными пятнами, и он стал, расхаживая перед журналистом, язвительнейшим тоном пояснять, что всегда был непреклонен в своем отношении к теории относительности и прочим современным теориям.
– Если бы я скоропалительно опубликовал собственную динамическую теорию гравитации в начале века, – негодующе доказывал Тесла, – мне, конечно же, пришлось бы поступиться собственными принципами. Однако в этом случае я, без сомнения, встретил бы самое пристальное внимание и, возможно, получил бы всеобщее признание как создатель новой общемировой парадигмы. Более того, моя теория в случае опубликования, скорее всего, оказала бы решающее влияние и на релятивистские построения Эйнштейна. Силовое поле, которое я упоминаю как необходимое условие для объяснения движения любых небесных тел, могло бы способствовать устранению необходимости в классическом абсолютном эфире, который и устранила теория Эйнштейна. Обе теории можно было соединить, результатом чего стало бы построение всеобщей единой концепции всех сил, действующих в природе, и на ее основе объяснение всех загадок микромира элементарных частиц.
Я вполне мог бы так строить свои рассуждения, чтобы согласовать динамическую теорию гравитации с постулатом о том, что у материи нет никакой энергии, кроме получаемой из окружения. На основе этого было бы уже не трудно создать интегральную парадигму, включающую современное мнение о том, что материя целиком состоит из энергии и может обращаться в нее. Здесь я давно хотел сделать важное дополнение о том, что при обращении материи в энергию энергия возвращается в окружение, откуда она и черпается во время образования частиц…
Тесла как подкошенный рухнул в свое кресло, вытирая белоснежным платком бисеринки пота. Швырнув платок в мусорную корзинку, он тут же обратился к новому стакану горячего молока, изредка покачивая головой и бросая осуждающие взгляды на О’Нила. В свою очередь журналист также залился краской смущения и, попросив самым вежливым образом несколько раз прощения у изобретателя, на что тот только примирительно фыркнул, предложил прочитать еще один свой отрывок: