Никола зимний

Разве мог я подобное просчитать. Знал, что он ничего не делает по дому, но послать жену разбираться с электрическим щитком? Это за пределами моего понимания. На какое-то время я даже забыл, зачем развел эту канитель. Пил рюмку за рюмкой и хохотал над собой, над своим тщательно продуманным планом. А когда просмеялся, понял, что на вторую попытку я уже не способен. Удивительное дело, но водка протрезвила горячую голову. Стыдобища. Помрачение какое-то. Серьезный мужчина на солидной должности… Надо же было додуматься вообразить себя бандюганом. И все он, не похвастайся обилием врагов желающих с ним расправиться, мне бы и в голову подобная глупость не пришла.

Успокоился и стал искать для себя оправдания, дескать смерть от неизвестного с чулком на лице слишком легко для него. Надо разрушить его сытое благополучие. И тогда я вспомнил, как три года назад он приехал ко мне на работу в институт и попросил перепечатать на машинке письмо. Я предложил отнести черновик машинистке, но он сказал, что это не для посторонних глаз. У меня в кабинете стояла машинка, которой я почти не пользовался. Но и он печатал одним пальцем, подолгу отыскивая нужные буквы. Даже сам я извелся, глядя на его мучения. Больше часа потел над страницей, А закончив, спрятал бумагу в портфель и достал оттуда коньяк и пару красных яблок. Любимая тема его разговоров – бабы. Ему не терпелось похвастаться новой подругой. Неделю назад случайно подвез тренершу из плавательного бассейна, взял телефончик и на следующий день подъехал встретить ее с работы, а у нее оказался свой отдельный кабинет с кушеткой для отдыха, крепкая грудь и накаченная задница, даже душ имелся, чтобы чужие запахи в семью не тащить. Рассказывал взахлеб и радовался удаче, как мальчишка. Уговорили бутылку, потом хватились, что пора домой. Я на работу хожу пешком, а он, как всегда, был на машине, он частенько позволял себе выпить за рулем и как-то не попадался, везунчик, разъезжал по всему городу, а тут всего пару кварталов проскочить. Когда шли в гараж, он предложил заглянуть к нему на кухню. Продолжать пьянку не хотелось, но я согласился, чтобы лишний раз увидеть его жену. Успел поздороваться, и только. Не пожелала она присоединяться к нашей компании, сидела перед телевизором и вязала, не могла без дела. А утром я увидел у себя на столе его черновик – забыл по пьяни, увлекся рассказом про тренершу – я, грешным делом, полюбопытствовал. Это была анонимка на его начальника. В ней подробно описывалось, каким образом часть продукции реализуется налево, описана схема и названы конкретные люди. Я сложил листок вчетверо и положил в карман, намеревался отдать, если спросит, но он не спросил – вопрос-то щекотливый – наверное, решил, что бумага ушла в мусорное ведро. А я на всякий случай сохранил, вдруг пригодится, чтобы пристыдить его, если начнет сильно зарываться.

Черновик улегся в мою папку с дачными документами, а печатные экземпляры дошли до адресатов. На заводе устроили проверку, начальнику моего соседа пришлось уволиться. Обошлось без лишнего шума, видимо, были замешаны серьезные люди, но цель была достигнута. Сосед занял должность своего начальника. Только никто не мог предположить, что нагрянет шальная волна выборов. Стали выбирать не только президентов, губернаторов, но и директоров. Уволенный выставил свою кандидатуру и вернулся на родной завод с повышением. Вернулся героем, бывшие грешки превратились в достоинства, голосовали за предприимчивого хозяина.

При таком раскладе случайно залежавшаяся в папке с дачными квитанциями бумажка могла сломать жизнь моего самоуверенного соседа. И то, что у меня оказался всего лишь черновик с вычеркнутыми и вставленными словами без точек и запятых усиливали достоверность бумажки. Ну и почерк, конечно, узнаваемый. Отпираться бесполезно. Но я решил подстраховаться и на обратной стороне листа написал фамилию автора анонимки. Оставалось передать. Отправлять по почте не рискнул, могло затеряться. Тогда я, не мудрствуя лукаво, выбрал самый надежный способ, приехал на завод, передал запечатанный конверт секретарше и сказал, что просили передать лично директору.

По дороге с завода я подумал о повороте, который не учел. А что, если взбешенный директор начнет трясти анонимкой перед мордой автора, и тот, естественно, догадается, каким образом она воскресла. Как себя вести? Да никак. Высказать в лицо все, что о нем думаю. Мне боятся нечего. Я чист.