Никола зимний

– Молодость в шинели и юность перетянута ремнем. Это на всю жизнь. Вальс, например, умею танцевать. Но армейская субординация оказалась не по характеру. Демобилизовался. Погорячился, наверное, сейчас бы уже пенсию получал. Работал в конструкторском, на военном заводе. И вроде успешно, гордились, что с Байконуром связаны. С деньгами тоже проблем не было. Существовало дурацкое мнение, что советские инженеры за сто двадцать рублей штаны протирают. Инженеры разные были. Я не протирал. В половине городских кабаков охранную сигнализацию установил. Благодаря сигнализации любые деликатесы имел по госцене. Когда магазинные полки опустели, садились с напарником в машину и ехали по окрестным деревням. Я с паяльником телевизионные внутренности врачую, а у него руки-крюки, зато язык медовый, бегает по дворам, великого мастера рекламирует. Домой возвращаемся с полным багажником сельхозпродуктов – и мясо, и сало, и мед, и сметана. Замечательный напарник был. Сам я о цене договариваться не умею, а он настоящий коммерсант. В иных деревнях, стучалось, и о ночлеге договорится с горячими вдовушками. Вроде и лысенький и пухленький, а уговаривать умел. Доярки – кровь с молоком! Но это для него вроде хобби. Первым делом самолеты, а девушки потом. Заказчика нутром чувствовал, с кого сколько потребовать, чтобы не напугать и не продешевить. Другого такого напарника не попадалось. Мне его и теперь не хватает. Но когда началась перестройка и оборонка с грамотными специалистами стала выпускать кастрюли и перестала платить зарплату, он уехал на Землю обетованную. Чем он там промышляет – понятия не имею, но, полагаю, не бедствует, иначе бы вернулся. А мне уезжать некуда. Но проблема в том, что меня без моего участия переселили в другую страну. На закате Советской власти, благодаря урокам напарника и с помощью моего паяльника я оброс блатом, как волк шерстью: что надо – достать, где требуется – утрясти. Даже в милиции свои люди были. Если впадать в подробности, не одна бутылка потребуется. Но грянул рынок – и все мои связи, которые годами создавал, рассыпались на глазах. Само понятие «блат» исчезло из человеческих отношений. Плати деньгу – и забирай что хочешь, так проще и, может быть, честнее. Но в понятии «достать по блату» была все-таки своя романтика. И так совпало, что электроника перешла на другой уровень. «Нужные люди» перестали ремонтировать отечественные телевизоры и покупают корейские. А мне куда податься? Не в челночники же? С детства внушили, что спекуляция – презренное занятие. Сначала стеснялся после работы на космос печки класть. Спрашивал себя: «Где же, Володя, твоя профессиональная гордость? Совсем опустился!» А потом как-то сложил камин, посмотрел на него и залюбовался – красавец! Не стыдиться, а радоваться надо, что руки выросли из нужного места. Выпил и понял, что всю жизнь занимался не своим делом. Пыжился, ломал голову над дурацкими схемами, гнался за престижем, а настоящего удовольствия не получал. А теперь получаю. Самое главное, что, когда протрезвел, остался при этом же мнении.

– Так мы с тобой коллеги. Я тоже всю жизнь шабашничаю.

– Не совсем. Ты – всю жизнь, а я только после сорока. Ты счастливчик.

Не знал, что и ответить о своем счастье, да и Володя, по всей видимости, не очень сожалел о временах работы на космос. Бутылка у него опустела, но оставался трезвым. Собираясь домой, опустил бутылку в пакет, туда же высыпал окурки.

– Не стоит оставлять следы преступления. На улице в урну брошу. А насчет камина имей в виду.

– Обязательно, если в подсобники возьмешь.

– Быстро научу. Уверен, что у тебя получится.

Понравился мужик, о помаде на окурке спрашивать не стал, зачем ставить человека в неловкое положение?

* * *

Тулуп намекал, что без нужды афишировать их дружеские отношения нежелательно, хотя мог бы и не предупреждать, сам понимал. Да и не было никаких близких отношений. Столько лет не виделись, прожили разные жизни, интересы разные – и поговорить-то не о чем. Удивился, когда сразу после майских праздников Тулуп заглянул к нему в каптерку и позвал к себе в кабинет.

– У меня две новости: одна – плохая, другая – хорошая.

– Начинай с плохой.

– Я тоже так думаю, хорошее оставим на десерт. Объявился твой компаньон по рыбалке.

– Профессор, чё ли? Так это хорошая новость. Я с удовольствием слетаю.

– Не торопись, пока что его ассистент. И знаешь, по какому вопросу? – Тулуп явно манежил, отодвигал неприятную новость. – Требует, чтобы ты возвратил пилу, которую он оставил до новой рыбалки.

– Так и сказал?

– Не он, а его доверенное лицо, которое прилетело к нам в командировку и завтра улетает. Так он ее точно подарил тебе или я что-то путаю?

– Подарил при свидетелях, в любви клялся. Вот тебе и любовь до гроба. Правда, на следующий день был мрачный и молчаливый. Наверное, переживал, что сильно расчувствовался. Надо будет Генке позвонить, обрадовать, что его предсказания сбылись.

– А пила стоящая?

– Отличная пила!

– В принципе, ты можешь сказать, что у тебя ее украли.

– Да пусть подавится. Просто хотелось бы ему в глаза посмотреть.