Подготовкой этого важного постановления занимался сам Булганин. Именно он представил Сталину 6 апреля проект постановления, сообщив в сопроводительной записке, что Молотов, Берия, Каганович и Микоян «замечаний по проекту не имеют». В итоге Булганин оказался одним из высших советских руководителей, обойдя в аппаратной иерархии Кагановича, Берию, Молотова. Как заместитель председателя Совмина, Булганин ведал блоком военных и военно-промышленных министерств. Однако вскоре Сталин решил резко повысить его статус. В мемуарах Хрущева читаем: «Помню, как Сталин при нас рассуждал на этот счет: “Кого после меня назначим Председателем Совета министров СССР? Берию? Нет, он не русский, а грузин. Хрущева? Нет, он рабочий, нужно кого-нибудь поинтеллигентнее. Маленкова? Нет, он умеет только ходить на чужом поводке. Кагановича? Нет, он не русский, а еврей. Молотова? Нет, уже устарел, не потянет. Ворошилова? Нет, по масштабу слаб. Сабуров? Первухин? Эти годятся на вторые роли. Остается один Булганин”».
А что же Байбаков? Какое место отвели ему в этом новом раскладе? Он ничего не приобрел и не потерял. Его положение не изменилось. Он оставался министром нефтяной промышленности. С окончанием войны эта должность перестала быть ключевой. К тому же она не была политической. Занимавший ее Байбаков не являлся членом Политбюро, не был членом ЦК и не входил в ближний сталинский круг. Вот совокупность причин, объясняющих, почему тогдашний обладатель этой должности не был включен в состав Президиума Совета министров СССР. Но уже в 1952 году Байбаков приобретет важный статус — станет членом ЦК КПСС.
Со дна Каспия
Сталин был недоволен: добытые в последний год войны 11,5 миллиона тонн нефти — мало! Куда смотрит нарком?! Чем он вообще занимается?!
Байбаков пытался оправдываться:
— Товарищ Сталин, мы начали разработку богатейшего Бузовно-Маштагинского месторождения, открыли и подготовили к разработке ряд новых месторождений: Бина-Гоусанское, Карадагское, Зыринское, Умбакинское, Казанбулагское, Мир-Баширское, Карабаглинское, Кюрсангинское… Хочется отметить важное значение разведочных работ в Прикуринской низменности, Ширванской долине…
— Что вы мне про низменности и долины! — оборвал Сталин. — Если там мало нефти, ищите в море.
Разумеется, Сталин знал, что поиски нефти на Каспии и без того ведутся, но, как всегда, требовал по максимуму.
В 1944 году был создан трест морского бурения для поисков, разведки и подготовки к разработке значительных месторождений, скрытых под водой. Да что говорить, искать нефть в Каспийском море начали еще в XIX веке. Биби-Эйбатская бухта… Сюда бакинская «золотая молодежь» приезжала кататься й любоваться «горящим» морем, когда нефтяные газы, пробиваясь из недр, выходили пузырьками на водную поверхность. 14 июля 1847 года князь Воронцов докладывал государю: «Я разрешил произвести новые разведки на нефть в Бакинском уезде на берегу Каспийского моря, в урочище Бейбат посредством земляных буров». И уже в 1854 году там «было 25 колодцев и две буровые скважины, производящие черную жидкую нефть». Начать промышленную добычу, однако, долго не удавалось. Это стало возможным только в 1920-х годах, когда засыпали Биби-Эйбатскую бухту площадью 350 гектаров и на ее территории пробурили скважины. Они были наклонно направленные и брали свое начало на берегу. Назвать такую добычу морской можно было лишь с изрядной долей условности.
Байбаков понял, что для его дальнейшей карьеры нефть Каспия означает «пан или пропал». Благодаря его настойчивости в 1948–1950 годах были созданы объединения «Главморнефть» и «Азморнефть» с трестами нефтедобычи в Гюргянах и на Нефтяных Камнях. Появились тресты «Азморнефтеразведка», «Азморнефтестрой» и «Каспнефтефлот». Одновременно в Баку был организован научно-исследовательский и проектный институт «Гипроморнефть» для решения крупных научно-технических проблем морского нефтепромыслового дела.