Читаем Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце полностью

Николай Бенуа возвращается со швейцарскими шоколадками, которые высыпает на стол.

«Дорогой Сильвера, театр состоит из иллюзий, и ничего больше. Публика хочет, чтобы ее удивляли и заставляли переживать. Я — за спектакль, который остается спектаклем. И потом, музыка должна всегда исполняться, а не насиловаться несвойственными ей вещами. Если есть желание, чтобы публика возвращалась, необходимо делать акцент на техническом мастерстве, на богатстве воображения. На сцене всё иллюзия, даже музыка, и нужно играть в эту иллюзию».

Я рассказал ему, что, когда был ребенком, более всего в голове у меня оставалась наука. Помню в Ла Скала «перспективу галереи» в «Анне Болейн». И Николай рассказывает мне трюки, которые сегодня никто бы уже не повторил. Море, которое открывается в «Моисее» Россини, пожары, которые, кажется, уничтожат всё в последнем акте «Дон Жуана» Моцарта, снежная лавина в «Валли» Каталани. Потом он мрачнеет: «Представь, что они продолжают уничтожать старые сцены, смывают декорации, чтобы заменить их на суррогат. История — это история излишеств, но видимо, так и должно быть. Должны остаться только воспоминания».

Потом я спрашиваю его о Висконти, и он мне отвечает:

«Он был лучшим, давал мне полную свободу. Он обладал огромной культурой и сильной интуицией, давал сразу точную эстетическую формулировку. Помню, как для „Ифигении в Тавриде“ Глюка мне пришло вдохновение от работ Тьеполо. И ему идея сразу понравилась. Это была культура, рождавшая культуру. Но это были другие времена».

Миро Сильвера с Николаем Бенуа и Дизмой Де Чекко, 1986 г.

На фотографии дарственная надпись: «Дорогому другу Миро с большой любовью, благодарностью и дружбой. Твой Николай Бенуа»

«Теперь Николай Бенуа рисует, путешествует, чувствует еще запах театра. Мог бы написать книгу воспоминаний. Но не думаю, что он сделает это…»

Ренцо Аллегри

Николай Александрович был связан рабочими и дружескими отношениями с журналистом и музыкальным критиком Ренцо Аллегри. Любопытно совпадение фамилии журналиста с фамилией первого учителя Николая, сценографом Оресте Аллегри: этот факт удивляет и самого журналиста. Р. Аллегри является автором более восьмидесяти книг, самые популярные и читаемые: «Тосканини — сладкий тиран»[262], «Джульетта Симионато»[263], «Мария Каллас. Любовные письма»[264], «Настоящая история Каллас с неизданными документами»[265]. Аллегри двадцать четыре года проработал в еженедельнике «Gente», в котором вышли восемь статей о Николае Бенуа, это были восьмидесятые годы, Николая Александрович был уже пожилым человеком, ему хотелось рассказать свою долгую жизнь. Так родилась идея написать мемуары.

Ренцо Аллегри

Ренцо Аллегри:

Мы познакомились и стали друзьями, когда он был самым известным из всех живущих сценографов, хотя и жил больше воспоминаниями. Не существует в истории театра Ла Скала ни одного сценографа, который бы работал на протяжении почти полувека. Только директором сценической части он оставался тридцать семь лет. И что же сделали для него? Ничего. По простой причине, по политическим мотивам. Потому что он оставил коммунистическую Россию и переехал в Италию.

Значит, его воспринимали как сбежавшего из Советского Союза?

Он никогда не интересовался политикой. Ни при коммунизме, ни при фашизме, ни после фашизма. У него не было ни одного партийного билета. Его пытались заставить. Я спрашивал у него, и он мне ответил, что не состоял ни в какой партии. Мы много это обсуждали. Он говорил: «Я не получал политических льгот ни от кого, разве что от Ленина. В смысле, что я получил разрешение на выезд из России в 1924 г. непосредственно за подписью Ленина».

Я был редактором готовящейся книги, написанной самим Бенуа, но не нашел в Италии большого издательства, заинтересованного в публикации, даже «Мондадори», с которым я издал около тридцати книг.

В восьмидесятые я договорился с директором «Gente», который был смелым человеком, не зависел ни от каких партий и не боялся никого. И мы опубликовали в серии статей всю жизнь Бенуа.

Вы познакомились по поводу этих статей?

Нет, я знал его уже в семидесятые. У меня была рубрика в журнале. Я был вхож в оперные круги, брал у всех интервью, начиная с Каллас. Появлялись дружеские отношения, приезжали к нам домой на обед. Когда я узнал, что о нем позабыли в театре, решил, что расскажу о его жизни. Так, в течение восьми недель вышли восемь статей. Он был очень доволен, собрал из журнальных статей книжицу.

Николай Александрович написал заметки для последующей публикации воспоминаний. Аллегри подготовил их к изданию, он был уверен, что такой замечательный персонаж вызовет большой интерес у издателей. Но момент был неподходящий — издатели посчитали книгу несвоевременной.

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Италия — Россия

Палаццо Волкофф. Мемуары художника
Палаццо Волкофф. Мемуары художника

Художник Александр Николаевич Волков-Муромцев (Санкт-Петербург, 1844 — Венеция, 1928), получивший образование агронома и профессорскую кафедру в Одессе, оставил карьеру ученого на родине и уехал в Италию, где прославился как великолепный акварелист, автор, в первую очередь, венецианских пейзажей. На волне европейского успеха он приобрел в Венеции на Большом канале дворец, получивший его имя — Палаццо Волкофф, в котором он прожил полвека. Его аристократическое происхождение и таланты позволили ему войти в космополитичный венецианский бомонд, он был близок к Вагнеру и Листу; как гид принимал членов Дома Романовых. Многие годы его связывали тайные романтические отношения с актрисой Элеонорой Дузе.Его мемуары увидели свет уже после кончины, в переводе на английский язык, при этом оригинальная рукопись была утрачена и читателю теперь предложен обратный перевод.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Александр Николаевич Волков-Муромцев , Михаил Григорьевич Талалай

Биографии и Мемуары
Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену
Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

Монография Андреа Ди Микеле (Свободный университет Больцано) проливает свет на малоизвестный даже в итальянской литературе эпизод — судьбу италоязычных солдат из Австро-Венгрии в Первой мировой войне. Уроженцы так называемых ирредентных, пограничных с Италией, земель империи в основном были отправлены на Восточный фронт, где многие (не менее 25 тыс.) попали в плен. Когда российское правительство предложило освободить тех, кто готов был «сменить мундир» и уехать в Италию ради войны с австрийцами, итальянское правительство не без подозрительности направило военную миссию в лагеря военнопленных, чтобы выяснить их национальные чувства. В итоге в 1916 г. около 4 тыс. бывших пленных были «репатриированы» в Италию через Архангельск, по долгому морскому и сухопутному маршруту. После Октябрьской революции еще 3 тыс. солдат отправились по Транссибирской магистрали во Владивосток в надежде уплыть домой. Однако многие оказались в Китае, другие были зачислены в антибольшевистский Итальянский экспедиционный корпус на Дальнем Востоке, третьи вступили в ряды Красной Армии, четвертые перемещались по России без целей и ориентиров. Возвращение на Родину затянулось на годы, а некоторые навсегда остались в СССР.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Андреа Ди Микеле

Военная документалистика и аналитика / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное