Николай Бердяев

В христианстве Николай Бердяев видел двойственность по отношению к человеку. С одной стороны, человек существо падшее и греховное, не способное самостоятельно вернуться к свободе, с другой – человек есть образ и подобие Божье. И между Богом и человеком есть соизмеримость, заключенная в вечной человечности Бога. Без этого невозможно понимать Откровение. Бердяев определил для себя основной миф Богочеловечности как тайну двойного рождения – рождения Бога в человеке и рождение человека в Боге. Богу необходим человек для творческого ответа, Он ждет от человека свободы в творчестве.

* * *

В Москве через Сергея Булгакова Бердяев познакомился с М. А. Новоселовым, бывшим толстовцем, обратившимся в православие, и его кружком, в который входили представители философской православной мысли: В. А. Кожевников, славянофилы Ф. Д. Самарин, С. П. Мансуров, ректор Московской духовной академии епископ Федор. Бывал там Павел Флоренский. В квартире, производившей впечатление монастырского общежития, проходили собрания, на которых члены кружка читали доклады и спорили. Здесь собирались люди истово православные, связанные с монастырями, ездившие в Зосимову пустынь, которая к тому времени приобрела большее значение, чем Оптина.

В те годы интеллигенты, обращавшиеся к православию, особо почитали старцев. В них видели посвященных, искали их духовного руководства. О старчестве создавались мифы, ходили слухи, что помимо известных старцев, живущих в пустынях и монастырях, есть другие, скрывающиеся старцы, и знают о них очень немногие.

Общался со старцами и Николай Бердяев. Вместе с С. Булгаковым и М. Новоселовым он отправился в находившуюся во Владимирской губернии Зосимову пустынь, где жили два знаменитых старца – Герман и Алексей.

Беседа со старцем Алексеем, находившемся в затворе, произвела на философа очень тяжелое впечатление. Против ожидания, Бердяев не почувствовал ничего духовного в старце, манера затворника говорить показалась ему вульгарной. Старец Алексей все время ругал Льва Толстого, называя его Левкой. Бердяев же очень почитал Толстого, и слушать это было ему в высшей мере неприятно. Иное впечатление произвел на Николая Александровича старец Герман, бывший раньше простым мужиком. Он показался Бердяеву человеком, снисходительным к людским грехам и слабостям, добрым и исполненным благости. Но это было совсем не то, о чем говорили в кружке Новоселова. Опыт не удался, Бердяев не нашел, чего искал. Духовное руководство старцев было не по нему.

Новые сомнения и духовные неудачи означали новые поиски. В то время в моде были всякого рода оккультические течения. Наиболее интересным из них было антропософическое. Бердяев признавал существование оккультных способностей в человеке, но будучи критически настроенным, у большей части людей, увлеченных в то время оккультизмом, никаких оккультных дарований и знаний не находил. Некоторые антропософы производили на него впечатление людей одержимых, находящихся в маниакальном состоянии. Он хотел больше узнать об антропософии, которой увлекались близкие ему люди. Вскоре Николай Александрович прослушал цикл лекций Р. Штейнера, которые он прочел в Гельсингфорсе в антропософической ложе.

И вновь атмосфера, в которой оказался Николай Бердяев, была ему чуждой, это опять оказалось не то, что он искал. Мыслитель лично познакомился со Штейнером, произведшим довольно сложное впечатление. Доктор Штейнер не показался Бердяеву шарлатаном, он нашел в нем что-то аскетическое и страдальческое. Определенно, Штейнер обладал гипнотическими способностями, но на Бердяева он произвел впечатление человека безблагодатного, бездуховного. После возвращения из Гельсингфорса Николай Александрович написал статью, в которой критиковал антропософию и оккультизм вообще. Неудивительно, что эта статья вызвала сильное негодование среди антропософов, в частности, у Андрея Белого.

С Белым у Николая Александровича были странные отношения. Бердяев ему симпатизировал, ценил его романы «Серебряный голубь» и «Петербург», написал о них две статьи. А. Белый постоянно бывал у Бердяевых, обедал, иногда оставался ночевать, – его считали другом дома.

В разговорах он во всем соглашался с Бердяевым. Потом вдруг исчезал. В такие периоды он обыкновенно писал какую-нибудь статью с резкими выпадами против Бердяева, выставляя его в карикатурном виде. Так же А. Белый поступал и с другими своими друзьями – с Мережковскими, Э. Метнером, Г. А. Рачинским, Вяч. Ивановым.