Что касается самого содержания иконописных подлинников по отношению их к житию Святителя, то здесь повторяется то же, что мы наблюдали в них по отношению к самому типу Святителя, с одним только различием, что мы не знаем лицевых подлинников с житием Святителя и говорить будем только о толковых. Снова мы должны различать древнейшие и новейшие редакции подлинников, простейшие и сложные, более краткие и пространные. В первых приводятся только заглавия изображений, и число изображений меньшее; во вторых описывается содержание каждого изображения, и число изображений бывает больше. Так, в греческом подлиннике, «Книге о живописном искусстве Даниила священника, 1674 г.», «житие св. Николая пишется так: 1) св. Николай рождается. 2) Ходит в училище. 3–5) Рукополагается во диакона, пресвитера и митрополита Мирликийского. 6) Обогащает бедного и дочерей его. 7) Во сне является царю Константину и епарху Евлавию. 8) Избавляет от смерти трех оклеветанных мужей в Ликии. 9) Изгоняет бесов и разрушает храм Артемиды. Наконец, 10) пишется успение его». Очевидно, это простейшая редакция «деяний», потому что она ограничивается самыми немногими и выдающимися событиями жизни Чудотворца и не содержит ни одного изображения посмертных чудес его. Число отдельных изображений здесь не более двенадцати.
Что касается русских иконописных «деяний» Святителя, то останавливая свое внимание на живописном «деянии» одного из самых древнейших образов – Зарайского, мы находим здесь уже такой перевод деяния: 1) Рождество святого Николы. 2) Крещение святого Николы. 3) Святый Николае исцеляет сухорукую жену. 4) Приведение св. Николы учиться грамоте. 5) Поставление Святого во диаконы. 6) Поставление св. Николы в архиепископы. 7) Святый Николае изгоняет бесов из кладезя. 8) Николае явися трем мужем в темнице. 9) Святый Николае избави корабль от потопа. 10) Св. Николае явися царю Константину во сне. 11) Св. Николае избави трех мужей от меча. 12) Св. Николае изводе Дмитрия из дна моря. 13 и 14 (В двух отделениях) св. Николай берет ковер у мужа и «св. Николае дает жене его ковер. 15) Святый Николай избави Василия, Агрикова сына, от Сарацин. 16) Проставление св. Николы. 17) Пренесение мощей св. Николы».
Нельзя не заметить того, насколько сильно усложнилось и изменилось здесь деяние Святителя сравнительно с приведенными выше житием и чудесами его в греческих подлинниках. Пишется оно в семнадцати отделениях. При этом, изображения посмертных чудес, равно как и события перенесения мощей Святителя, свидетельствуют о влиянии на художника уже полного литературного жития Святителя. Последнее событие, равно как и чудо с ковром, вместе с тем указывают на местную русскую, а не византийскую редакцию этого жития, а еще два новые сравнительно с греческим отделения: «св. Николай исцеляет сухорукую жену» и «св. Николай изгоняет бесов из кладезя» заставляют нас видеть кроме того в этой редакции уже обработку жития самую позднейшую, такую, какую мы встречаем только в XV–XVI веках, потому что ранее ни в Метафрастовой, ни в русской древнейшей обработке этого жития об этих двух событиях нет никакого упоминания.
Нужно принять во внимание, что искони никакое другое житие не было более распространено и общеизвестно на Руси, чем житие святителя Николая. Ничего поэтому не могло быть проще того, что иконописец неравнодушно относился к находившемуся в его распоряжении богатому материалу для обработки жития Святителя и, руководясь готовой идеей подлинника и предлагаемым им примером, вносил некоторую долю свободы и самостоятельности – хотя бы в построении плана и выборе предметов содержания – при исполнении им деяний Святителя. Влияние литературного жития, редакция его, полнота и разнообразие в содержании также отражались на объеме иконописного деяния и на выборе его изображений. Итак, различие подлинников различие списков рукописного жития Святителя, богатство его содержания, вместе с произволом мастеров – вот возможные причины разнообразия переводов иконописного жития Чудотворца.
Не говорим уже о таких переводах чудес Святителя, как перевод, например, его иконы Теребенской. Она содержит изображения чудес, бывших от этого образа, и имеет, конечно, одно только местное значение. От древности мы имеем изображения только таких деяний и чудес Святителя, о которых повествуется в рукописном житии его. Поэтому все подобные переводы – самого позднейшего происхождения. Кроме Теребенской иконы, другого такого примера мы не знаем, если не считать стенного изображения чуда с утопшим младенцем в Киеве, вошедшего в житие, и стенных росписей из истории Липенского чудотворного образа в Дворищенском соборе в Новгороде. Если бы, наконец, подобные примеры и еще были, все равно, говорить о каких бы то ни было подлинниках, сходстве и разнообразии этих переводов, разумеется, невозможно.