Николай Ежов и советские спецслужбы

Протоколы Вам на днях вышлют. Во всяком случае, есть все основания предполагать, что удается вскрыть много нового и по-новому будут выглядеть правые и в частности Рыков, Бухарин, Угланов, Шмидт и др.

3. Пересмотрели сейчас все списки арестованных по настоящему делу и всех привлеченных в свое время по делу Кирова и другим. Предварительно докладывали в ПБ. Выделили комиссию для окончательного просмотра в составе Ежова, Вышинского, Ягоды. Арестованных и ссыльных по мерам наказания в основном разбили на пять категорий.

Первая категория – расстрел. Сюда входят все непосредственные участники террористических групп, провокаторы (двойники) и виднейшие активные организаторы террора.

Вторая категория – 10 лет тюрьмы и 10 лет ссылки впоследствии.

Третья категория – 8 лет тюрьмы и 5 лет ссылки впоследствии.

Четвертая категория – 5 лет тюрьмы и 5 лет ссылки.

Пятая категория идет на особое совещание, которое имеет право определять меру наказания до 5 лет тюрьмы или ссылки.

4. По-моему очень туго у нас подвигается дело по выяснению военной линии троцкистов. То, что показывают Шмидт, Путна, Зюка и Кузьмичев, ничего нового не дает. Несомненно, что троцкисты в армии имеют еще кое-какие неразоблаченные кадры.

5. По линии выяснения связей троцкистов с ЧК пока ничего конкретного нащупать не удалось. Я собрал кое-какие материалы, показывающие только то, что сигналы о существовании блока и террористической работе троцкистов и зиновьевцев в ЧК были и в 1933 г. и в 1934 г. Все это прошло малозаметно.

6. Как сейчас выясняется, большинство расстрелянных участников процесса откровенных до конца показаний не дали. Даже такой, как Мрачковский, который производил впечатление искреннего человека, всего до конца не рассказал. Уже сейчас выявлено несколько террористических групп, которые были организованы Дрейцером и о которых знал Мрачковский.

7. Очень хотелось бы рассказать Вам о некоторых недостатках работы ЧК, которые долго терпеть нельзя. Без Вашего же вмешательства в это дело ничего не выйдет. Т. Сталин, я очень колебался, стоит ли в письме писать о таких вещах. Если неправильно поступил, – выругайте.

Шлю Вам самые лучшие пожелания.

9. IX-36 г. Ваш Ежов».

Резолюция Сталина гласила: «Т-щам Молотову и Кагановичу. Если не знакомы с этими письмами т. Ежова, стоит ознакомиться с ними. Привет!

И. Сталин 29/IX-36»[107].

В черновике письма Ежов зафиксировал то, что он, вероятно, сказал Сталину при личной встрече: «Я от этого воздерживался до тех пор, пока основной упор был на разоблачении троцкистов и зиновьевцев. Сейчас, мне кажется, надо приступить и к кое-каким выводам из всего этого дела для перестройки работы самого Наркомвнудела. Это тем более необходимо, что в среде руководящей верхушки чекистов все больше и больше зреют настроения самодовольства, успокоенности и бахвальства. Вместо того, чтобы сделать выводы троцкистского дела и покритиковать свои собственные недостатки, исправить их, люди мечтают теперь только об орденах за раскрытое дело. Трудно даже поверить, что люди не поняли, что в конечном счете это не заслуги ЧК, что через 5 лет после организации крупного заговора, о котором знали сотни людей, ЧК докопался до истины»[108].

Это уже была развернутая программа репрессий против правых и иных оппозиционных течений и смертный приговор Ягоде, досиживающего во главе НКВД последние недели. Скорее всего, это письмо Ежов приготовил по поручению Сталина, чтобы иметь предлог для смещения Ягоды. Только после назначения Ежова главой НКВД Сталин разослал письмо Ежова ближайшим соратникам по Политбюро. Сталин лишь немного упростил программу, оставив только две категории: расстрел или заключение в лагерь на 8–10 лет.

23 февраля 1937 года, выступая на пленуме ЦК, Ежов заявил: «На днях жена Томского, передавая некоторые документы из своего архива, говорит мне: «Я вот, Николай Иванович, хочу рассказать вам один любопытный факт, может быть он вам пригодится. Вот в конце 1930 года Мишка… очень волновался. Я знаю, что что-то такое неладно было. Я увидела, что приезжали на дачу Васи Шмидта (бывшего зампреда Совнаркома, близкого к Рыкову, Бухарину и Томскому. – Б.С.) такие-то люди, он там не присутствовал. О чём говорили, не знаю, но сидели до поздней ночи. Я это дело, говорит, увидела случайно. Я почему это говорю, что могут теперь Васю Шмидта обвинить, но он ничего не знает». Я говорю: «А почему вы думаете, что он ничего не знает?» – Потому, что я на второй день напустилась на Томского и сказала: ты что же, сволочь такая, ты там опять встречаешься, засыпешься, попадёшься, что тебе будет?» Он говорит: молчи, не твоё дело. Я с ним поругалась и сказала, что я ещё в ЦКК скажу. Потом пришёл Вася Шмидт, я на него набросилась: ты почему даёшь квартиру свою для таких встреч? Он страшно смутился и говорит: я ни о чём не знаю. Вот она какой факт рассказала. Таким образом, это не только показание самого Шмидта, но это совпадает и с тем разговором, который был у меня с ней при встрече»[109].