Николай Ежов и советские спецслужбы

Строго говоря, в том, что Томский и его товарищи по партии встретились на даче Шмидта в отсутствие хозяина, никакого криминала не было. А вот когда Ежов упомянул «таких-то людей», он вполне мог иметь в виду и ещё остававшегося на свободе Ягоду, о котором ему сообщила вдова Томского.

3 марта 1937 года, выступая на пленуме ЦК, Ежов заявил:

«…товарищи, о чем я хочу здесь сказать, – это вопрос о развороте троцкистских дел сейчас. Я уже в докладе говорил, что виновником раскрытия дела был по существу т. Сталин, который, получив предварительные материалы об Ольберге и некоторые другие материалы, в резолюции написал: «Чрезвычайно важное дело, предлагаю троцкистский архив передать Ежову, во-вторых, назначить Ежова наблюдать за следствием, чтобы следствие вела ЧК вместе с Ежовым». Я эту директиву понимал так, что надо ее реализовывать во что бы то ни стало, и сколько было у меня сил, я нажимал. Должен здесь сказать, что я встречал не только лояльные сопротивления, но иногда и прямое противодействие. Приведу факты. Секретаря Центрального Комитета партии, назначенного Политбюро наблюдать за следствием, прямо обманывают. Я сейчас только это дело обнаружил. Ольберг был известен с 1931 года. Когда дело со следствием подходило к концу, я говорил на узком совещании в ЧК, где присутствовали тт. Вышинский, Ягода, я и некоторые другие. Я говорю товарищам: «Так как процесс на носу, процесс будет иметь огромнейшее международное политическое значение, надо все до мелочей документировать, собрать исчерпывающие справки – есть ли такая гостиница или нет, есть ли такая вывеска или нет, есть ли такая улица и т. д. Справки были собраны. На одном совещании представили документ, который является письмами Троцкого к Ольбергу. На этом совещании присутствовали Вышинский, Молчанов и я. «Вот, – говорит, – письма есть Троцкого к Ольбергу, хорошо было бы пустить в процесс». Я схватился за это дело – замечательно. Троцкий – Ольберг, это будет очень хорошо. Молчанов тогда говорит: «Нельзя никак этого делать». – «Почему?» – «Агент, который добыл этот материал, он сидит в гестапо, это наш единственный агент, и мы его неизбежно провалим, мы идем на большой риск, он один-единственный сидит в гестапо». Оказывается, что эти письма, вернее, фотографии этих писем, они еще в 1931 г. были пересланы Коминтерном, Мануильский переслал как характеристику связи Ольберга с Троцким. Таким образом, меня прямо обманывали. Молчанов говорил, что добыл эти письма его агент, сидящий в гестапо, что мы его провалим и т. д. А такого агента вообще не существует в природе (Вышинский. И на этом основании письма не могли фигурировать на процессе.) На этом основании письма не могли фигурировать на процессе. Что это значит, товарищи? Если люди идут на такие вещи, сознательно обманывают… А я еще сдуру, сейчас-то я понимаю, что меня обманывали, а я еще сдуру т. Сталину говорил, что вот, мол, письма есть, но использовать жалко, нельзя, агента провалим. Ну и порешили не пользоваться письмами (Эйхе. А как же такие письма Ягода не читал?) Ягода знал об этих письмах. Ягода знал о том, что Мануильский после того, как процесс начался, увидал фамилии и написал мне письмо. Написал письмо.

Товарищи, мы еще в 1931 г. вас предупреждали о том, что Берман-Юрин, Лурье, Ольберг, затем этот самый Фриц Давид и четвертый, который на процессе не участвовал, – целый ряд других, что они такие-то и такие-то. Т. Ягода учинил следствие, собрал эти материалы, но ходу им никуда не дал (Ягода. Они же все арестованы, Фриц Давид и другие.) Я говорю не о Фрице Давиде, а почему вы скрыли, почему вы этих сволочей не арестовали, почему вы скрыли? Почему в аппарате у Гая говорили следователю: «Ты ничего об этом деле не знаешь и молчи» (Шум.) Своих людей надо было арестовать, а они эти дела скрывали – вот о чем речь идет. А Фриц Давид – это мы знаем – он не по вашей вине был арестован, а против вас (Ягода. Неверно.) Вы бы могли давным-давно арестовать Ольберга, три года тому назад могли бы арестовать и не давать ему возможности три года безнаказанно организовывать террористические группы, ездить и в Германию и обратно (Голос с места. Это уже не отсутствие бдительности!) Еще какой тормоз политический есть, который заставил меня пойти на некоторые своеобразные «подпольные» совещания.