Николай Ежов и советские спецслужбы

Перед этим Ежов по телефону связался со Сталиным. Тезисы к этой беседе (или её запись) сохранились в до сих пор закрытом архиве Ежова в РГАСПИ. Николай Иванович настаивал там, что Томский клевещет на Ягоду, сводя с ним старые счёты. Однако при этом глава ЦКК обвинил шефа НКВД в недооценке троцкистской опасности. «Лично я сомневаюсь, – писал Николай Иванович, – что правые заключили прямой организационный блок с троцкистами и зиновьевцами». При этом он отмечал, что «новый процесс затевать вряд ли целесообразно… Арест и наказание Радека и Пятакова вне суда, несомненно, просочатся в заграничную печать. Тем не менее, на это идти надо… Стрелять придётся довольно внушительное количество. Лично я думаю, что на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью… Понятно, что никаких процессов устраивать не надо. Всё можно сделать в упрощённом порядке по закону от первого декабря и даже без формального заседания суда»[112].

Насчёт новых политических процессов Сталин держался иной точки зрения. А вот мысль о том, что «внушительное количество» оппозиционеров и просто почему-либо неугодных партийцев надо будет расстрелять без суда, в ускоренном порядке, ему понравилась, поскольку отвечала самым заветным чаяниям.

Вечером 25 сентября 1936 года Сталин и Жданов послали Кагановичу, Молотову, Ворошилову и Андрееву историческую шифровку за № 1360/ш. В отличие от большинства других шифровок, поступавших в Сочи и из Сочи, она была передана только по каналам партийной связи и не была продублирована по линии связи НКВД – чтобы Ягода не узнал её содержания. Вот её полный текст, ранее не публиковавшийся: «Москва, ЦК ВКП(б) т.т. Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро.

Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей НКВД. Замом Ежова в наркомвнуделе можно оставить Агранова (Якова Сауловича Агранова, надзиравшего за интеллигенцией и дружившего, по должности, с Маяковским, Ежов расстрелял 1 августа 1938 года. – Б.С.).

Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова с НКСвязи и назначить на пост НКСвязи Ягода. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно.

Третье. Считаем абсолютно срочным делом снятие Лобова и назначение на пост НКлеса т. Иванова, секретаря Северного крайкома. Иванов знает лесное дело, и человек он оперативный; Лобов, как нарком, не справляется с делом и каждый год его проваливает. Предлагаем оставить Лобова первым замом Иванова по Нклесу.

Четвёртое. Что касается Комиссии Партконтроля, то Ежова можно оставить по совместительству председателем Комиссии Партконтроля с тем, чтобы он 9/10 своего времени отдавал НКВД, а первым заместителем Ежова по комиссии можно было бы выдвинуть Яковлева Якова Аркадьевича.

Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.

Шестое. Само собой разумеется, что Ежов остаётся секретарём ЦК.

Сталин, Жданов»[113].

После ареста на допросе Ягода утверждал, что в сентябре 1936 г. по его указаниям сотрудник НКВД прослушивал телефонные разговоры Сталина с Ежовым, и этот сотрудник доложил Ягоде, что «Сталин вызывает Ежова в свою резиденцию в Сочи»[114].

В последующие дни все предложенные Сталиным и Ждановым перемещения были произведены незамедлительно. Только С.С. Лобов не захотел оставаться в подчинении у В.И. Иванова и был назначен наркомом пищевой промышленности РСФСР. Впрочем, в этой должности Семён Семёнович пробыл недолго.

Любопытно, что ни один из тех, кто был назван в тексте шифровки, не пережил эпохи Большого террора. Рыков, Ягода и Владимир Иванович Иванов оказались на одной скамье подсудимых и были расстреляны по делу «правотроцкистского блока». Лобова расстреляли раньше, в октябре 37-го, обвинив в троцкизме. Яковлев прожил дольше всех. Ежов вывел в расход своего заместителя только 29 июля 1938 года. Создаётся впечатление, что все упомянутые в шифровке деятели, не исключая самого Николая Ивановича, уже тогда были верными кандидатами на заклание.

Характерно, что о новых назначениях Сталин сначала сообщил Ежову (очевидно, в разговоре по телефону), и только потом – членам Политбюро, нисколько не сомневаясь в их одобрении. Николай Иванович тем самым ставился вровень с членами высшего партийного органа.