Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России

Летом 1839 г. отряды Перовского построили промежуточные базы, укрепления Эмбинское и Ак-Булак на Аральском море. А в ноябре сам генерал-губернатор с 5 тыс. казаков и солдат, 2 тыс. казахов выступил в степь. Но начались метели, ударили 40–градусные морозы. С неимоверными трудностями и лишениями добрались до Ак-Булака. Люди замерзали, обмораживались, их начал косить тиф. От холодов и бескормицы пали все верблюды. За неимением топлива пожгли ящики, канаты, деревянные части укрепления. 1 февраля Перовский приказал возвращаться. Поход обернулся трагедией, погибли 11 офицеров, 3 тыс. нижних чинов и 1 тыс. казахов. Но Хивинский хан все же струхнул. Оценил, что царь угроз на ветер не бросает, и возвратил тысячу пленных.

ГЛАВА 22. «ЗОЛОТОЙ ВЕК»

А. С. Пушкин в Санкт-Петербурге

Эпоху Николая II, конец XIX – начало XX вв., принято называть «Серебряным веком русской литературы». Не задумываясь, что это была эпоха декаданса. Погоня за некими изощренными формами для передачи совсем не оригинального содержания. Искания новизны в сферах темного, запретного, зачастую болезненного, извращенного. Больная культура тяжело больного общества. А «Золотым»—то веком была эпоха Николая I! Эпоха литературных открытий, талантов, яркого расцвета.

Это было время, когда на улице можно было запросто увидеть Пушкина, перемолвиться с Гоголем, на почтовой станции разминуться с Лермонтовым. Когда творили Жуковский, Грибоедов, Островский, Крылов, Тургенев, Некрасов, Гончаров, Достоевский, Кольцов, Тютчев, Майков, Григорович, Денис Давыдов, Лев Толстой. А сколько еще было талантов, оставшихся в тени звезд первой величины? Бестужев-Марлинский, Баратынский, Булгарин, Вяземский, Глинка, Гнедич, Греч, Дельвиг, Загоскин, Лажечников, Ишимова, Киреевский, Кукольник, Погодин, Сенковский, Соллогуб, Хомяков, Языков, Аксаков и десятки других!

Хотя традиционно эту эпоху изображают тусклой, серой. Ну а как же! Никакой «общественной жизни», «гонения», «цензурный гнет». Что ж, после восстания декабристов, при ликвидации широкого заговора, жесткие цензурные требования были вполне здравыми. Но уже в апреле 1828 г. царь ввел новый Цензурный устав, значительно смягчив ограничения. Запрещались сочинения, направленные на расшатывание православной веры, самодержавной власти, противоречащие законам, оскорбляющие «добрые нравы и благопристойность». А также задевающие чью-либо честь неприличными выражениями, клеветой, обнародованием сведений личной жизни.

Цензоры должны были обращать главное внимание на направленность и дух произведения, но рассматривать только сам текст, не дозволяя себе произвольных толкований и поисков «подтекста», не цепляться к отдельным словам и фразам, не оспаривать мысли автора и даже его литературные ошибки. Позвольте, что же здесь чрезмерного? Все верно даже с точки зрения сегодняшнего дня. Другое дело, что сами цензоры нередко проявляли излишнюю бдительность. Выслуживаясь, пытались быть «святее папы римского». Но царь-то здесь был ни при чем. В таких случаях ему самому приходилось поправлять чрезмерно усердных чиновников.

Художественный вкус у Николая I был очень развитым. Между прочим, он был способным художником. Сохранились его портретные рисунки жены, некоторых офицеров, выполненные на довольно высоком уровне. И совсем не случайно он выделял Пушкина. Видел в нем настоящего гения, достояние всей России. Но и повозиться с Пушкиным ему пришлось изрядно. Ведь характер у поэта был далеко не «сахарным» – натура творческая, бурная, склонная к метаниям и крайностям. Однако и император понимал: гению можно простить кое-что из того, что другим прощать не стоило бы. Так, в 1828 г., находясь на войне с турками, Николаю пришлось разбираться с делом о богохульной поэме «Гавриилиада». Она всплыла в списках, а стиль и художественное мастерство указывали на Пушкина. Преступление было очень серьезным, и наказание грозило соответствующее.

Но поэт заявил, что откроет правду только самому царю. 2 октября отправил ему личное письмо. Признался, что «Гавриилиаду» написал он в 1817 г., называл это «шалостью, столь же постыдной, как и преступной» – «повергая себя милосердию и великодушию царскому» [80]. Очень может быть, что богохульная мерзость стала для него обрядом «попрания святыни» при посвящении в масонство. Не исключено, что и Николай догадался об этом. Во всяком случае, он счел раскаяние искренним и распорядился закрыть дело. Опять рассудил не по букве закона, а по своей царской Правде. И в итоге оказался прав. Сумел почувствовать, что Пушкин в своих духовных блужданиях от юных пагубных увлечений поворачивает в верную сторону. Внутренне уже увидел в нем того Пушкина, который вскоре создаст патриотические шедевры – «Полтава», «Перед гробницею святой», «Бородинская годовщина», «Клеветникам России» и др., возмутившие либералов.