Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России

Но Николай I на угрозы не поддался. Тоже привел в боевую готовность армию и флот. Англичан ткнули носом в Адрианопольский договор, признавший черноморское побережье Кавказа владениями России. Всерьез воевать им было совсем не с руки. «Засветившихся» дипломатов отозвали из Константинополя, и конфликт рассосался. А у кавказских мюридов преемником погибшего Кази-Мухаммеда стал его ученик Гамзат-бек. Русских он сперва не трогал, повел войну против других горцев, лояльных к России. Коварно убил андийских князей, и из кровной мести прикончили его самого.

Имамом Дагестана выдвинулся Шамиль. Умелый и упорный воин, великолепный организатор. Он тоже обрушился на горцев, предпочитавших дружить с русскими. Царские войска начали экспедиции против него. И заполыхало. Бои шли и на Кубани, и в Кабарде, и в Дагестане. Участились набеги на Грузию. С этой стороны оборона была слабее, чем на Северном Кавказе, проще было угонять скот, похищать людей. Для защиты грузин от чеченских и лезгинских нападений пришлось строить новую Лезгинскую линию от Кодор до Нухи.

А на выручку дружественным аварцам и казикумухцам был отправлен отряд полковника Клюки фон Клюгенау. Выгнал из их княжеств мюридов Шамиля. Преследовал их, взяв штурмом аул Гоцаль. Однако сам Шамиль ускользнул, снова собирал вокруг себя силы. В 1837 г. на него выступил генерал Фези. Горцы поймали в засаду и окружили передовой отряд генерала Ивелича, две роты Апшеронского полка. Вырваться и спастись сумели лишь 150 человек. Но подошел Фези с главными силами, Шамиль стал отступать в горы. Его преследовали, брали штурмом аулы, где он пытался закрепиться – Хунзах, Ашальты, Ахульго. Наконец, в июне обложили в ауле Тилитль. Но тут-то сказался курс на «мягкую» политику. Шамиль вступил в переговоры, обещал замириться. И… Фези удовлетворился. Отпустил его!

Вот в такой обстановке, в сентябре 1837 г., царь отправился в очередную поездку, в Крым и на Кавказ. Из Севастополя он на корабле прибыл в приморские крепости, осмотрел Геленджик и Анапу. Посетил Пятигорск, Тифлис, Эривань. Ходом боевых действий Николай был очень недоволен. На Кавказ были собраны значительные силы, но командование распоряжалось ими плохо. Пассивно выжидало, реагируя только на нападения противника. В походе на Шамиля пролилось много крови, но завершился он ничем. Николай попытался исправить просчет Фези. Поручил генералу Клюки фон Клюгенау передать имаму, что император приглашает его на личную аудиенцию, готов принять на службу. Генерал условился о переговорах. Но ситуация была совсем иная, чем в окруженном ауле. Шамиль снова чувствовал себя хозяином положения, явился со свитой возбужденных воинов. Клюки фон Клюгенау протянул Шамилю руку, но один из мюридов тотчас влез между ними, не позволил вождю пожать ее. Вместо переговоров вспыхнула ссора, едва удалось предотвратить драку и разойтись.

Вдобавок на Кавказе обнаружились страшные злоупотребления. Царю докладывали, что Эриванская крепость отремонтирована и дооборудована, на деле он увидел все те же персидские глинобитные стены. Указал, что это вообще не крепость, а «просто глиняный горшок». После осмотра остального местного хозяйства Николай поприветствовал Эриванских чиновников весьма своеобразно: «Служите верою и правдою, иначе разнесу вас в прах». А Эриванским полком командовал князь Дадиани – зять Кавказского главнокомандующего Розена и флигель-адъютант императора. Он настолько распоясался, что превратил полк в личное хозяйство.

Держал стада свиней, верблюдов, пасеки, сенокосы, винокуренный завод. Вместо казармы построил за казенный счет собственную мельницу. Трудились на него солдаты и их жены – и за провинности их секли розгами. Проверка выявила 534 рекрута, которые с прибытия на службу так и не получили ни формы, ни сапог, работали на своего начальника оборванные и босые. Николай Павлович объявил строевой смотр полка. А после парада, при всех, объявил вину Дадиани, велел снять с него эполеты, ордена и флигель-адъютантский аксельбант. Тут же подкатила фельдъегерская тройка, в нее усадили арестованного князя и под конвоем умчали в Бобруйскую крепость, под следствие и суд [78].